Чешуя ангела

Враг упрям. Враг живуч, как кошки, и плодовит, как кролики. Он вновь заполняет слабыми телами пустоту, отстраивает сожжённые города. Враг сопротивляется, свидетелем тому Каталаунские поля и поле под Пуатье, стены Вены и берега Угры. Но Степь терпелива, у неё впереди вечность; Степь накопит силы и повторит набег. Пусть люди западного Океана не обольщаются: война не закончена.

Мы придём. И сёдла наших коней, броню наших танков и крылья самолётов украсит новая тамга – красная звезда!

* * *

Вагон вздрагивал, словно ошарашенный рассказом; дребезжали от ужаса ложечки в пустых стаканах, и даже конвойные не храпели, а всхлипывали в тревожном сне.

За стеклом тянулся пыльный пейзаж, сонное пустое пространство, но теперь было ясно: это не кома, это отдых уставшего бойца, копящего силы. Комиссар вздрогнул, отвернулся от окна:

– Ну вы нагородили, Рамиль Фарухович, недолго и поверить. Одним словом, гротеск.

– Придётся поверить, дружище, потому что именно так всё и обстоит. И если вы абстрагируетесь от всякой ерунды, от болтовни ангажированных умников и трепотни голодных переписчиков, если сможете подняться над вопросом, то увидите: вся тысячелетняя история – это противостояние Востока и Запада, это вечный поход Степи, которая в конце концов возьмёт своё. Великая Пустота избирает себе разное оружие, пробует и этак, и так: безграмотные бедуины из пустыни, покорившие полмира, Чингисхан, рождённый в нашем Забайкалье, Блистательная Порта, основанная дикими выходцами из туркменских пространств, чумные крысы – всё это звенья одной цепи, солдаты одной армии. Нюансы неважны, отклонения несущественны, орудия Великой Пустоты не осознают своего предназначения – на то они и орудия. Тот же царь Николашка додумался до Жёлтороссии, но в мелочной борьбе за Корею проиграл главное, хотя все предпосылки были: Монголия, Тибет, Кашгар, эта сердцевина Азии, ждали Белого Царя, который поведёт их на Запад, да так и не дождались, тактический успех барона Унгерна, приведшего к власти Богдо-гэгэна, – всего лишь афтершок несостоявшегося грандиозного землетрясения. И нынешний властитель, уничтоживший всю эту демократическую ерунду, тоже не понимает, что он всего лишь инструмент Великой Пустоты, но чувствует хребтом, кишками, всей сутью своей и движется в верном направлении. Двадцать тысяч танков, пятнадцать тысяч самолётов: никогда и нигде в истории человечества не было такой могучей армии, выкованной двадцатилетним напряжением сил огромной страны; наша броня закалена, омыта кровью, потом, слезами миллионов, и оттого нет её прочнее, нет и не было острее нашего клинка. Ещё чуть-чуть – и хлынет поток, исполнит мечту Океан-хана, дойдёт до Атлантики, до Индийского океана, омоет берега Тихого. Мы на пороге великой эпохи, последней битвы, и это бодрит. Если уж служить, так Сатане, если быть винтиком – так в моторе гигантской всесокрушающей машины; если погибнуть, так погибнуть во имя величайшей цели, во славу Пустоты, истинного Океана – Степи. Человечество – лишь разменная монета в битве грандиозных стихий, надо только выбрать верную сторону.

Комиссар молчал остаток дороги, смотрел в окно, шептал аргументы и сам же отметал их. Рамиль дремал, просыпался, видел перед собой хмурую физиономию комиссара, усмехался.

Принять Истину непросто. Но придётся.

* * *

Река Терек, 15 апреля 1395

О Тохтамыш!

Чёрное сердце твоё подобно змеиному, нрав твой изменчив, словно ты не муж и воин, а юная капризная девушка. Степь спокойна и надёжна, ты же подобен поверхности солёной воды, на неё не опереться, не поставить на ней юрту, не отправить пастись резвых коней; непостоянен ты, Тохтамыш, словно обманчивая океанская гладь.

Где свойственная настоящему чингизиду верность клятве, Тохтамыш? Где благодарность?

Когда войско твоё было разбито, когда ты был ранен и бежал, конь был убит под тобой, но верный нукер Великого эмира спас тебя, когда в Бухаре ты валялся на пропитанной кровью соломенной подстилке и Тимур призвал лучших лекарей, чтобы спасти тебя, ты клялся в вечной дружбе, ты пытался поцеловать руку Железного Хромца и называл себя его слугой; так почему ты забыл добро?

Вновь и вновь терпел ты поражения, пытаясь собрать обломки отравленной разбродом Золотой Орды; вновь и вновь приходил к тебе на помощь Тимур, лечил и утешал, давал золото и войско. Когда бунтовщик Мамай был в одном шаге от престола, когда только храбрые дружины бека урусов Иджима спасли тебя на Куликовом поле, ты вновь прибёг к помощи правителя Мавераннахра, укрепился и наконец стал Великим ханом; ты клялся в вечной дружбе и рассыпал слова восхваления Тимуру, словно жемчужины, но белые зёрна жемчуга обратились чёрными бараньими катышками. Что произошло после? Почему?

За что ты сжёг Москву, за верность и покорность?

За что ты вторгся в пределы Чагатайского улуса, пришёл с оружием под стены Бухары? В благодарность за помощь?