Честь

Все его родственники по-прежнему живут в секторе Газа. Несколько раз я встречалась с ними. Огромная семья. Благожелательные, общительные, говорливые и любопытные люди. Наблюдая, как мой муж держится в кругу родных, я цинично ожидала, что мне откроются другие, доселе скрытые стороны его характера, что безупречная внешняя личина соскользнет, обнаружив далеко не столь привлекательную сердцевину. Но нет, в любой обстановке, в любом обществе Надир остается таким же добрым, как и всегда. Он никогда ничего не делает, подчиняясь собственной прихоти или внезапному импульсу. Он никогда не спешит. Больше всего на свете он любит размышлять. Глядя на него, я всегда вспоминаю пословицу: «Тихие воды глубоки». Неудивительно, что они с Юнусом так легко нашли общий язык.

– Волнуешься? – спрашивает Надир.

Я киваю. Мне хочется только одного: побыть в одиночестве. Надеть пальто и выскочить за дверь, оставив все нетронутым: грязную посуду, крошки на столе и обрывки собственного прошлого.

– День сегодня будет трудный, – вздыхаю я.

– Не переживай, – успокаивает Надир. – Я заберу наших маленьких монстров из гостей. Так что у тебя будет возможность побыть с ним наедине.

В речи моего мужа ощущается легчайший акцент. Как и все арабы, он не может избавиться от гортанных звуков.

– Этого-то я и боюсь больше всего, – говорю я. – Остаться наедине с Искендером.

Надир берет мое лицо в ладони и целует меня в лоб:

– Дорогая, все будет хорошо.

На какую-то долю секунды мне хочется, чтобы он не был таким деликатным, таким тактичным и мягким. Мой муж принадлежит к числу тех людей, которые, сталкиваясь с агрессией, физической или словесной, делают все возможное, чтобы избежать конфликта. Если кто-то, например коллега по университету, сделает Надиру пакость, он примет это как должное, да еще станет во всем обвинять себя. Внезапно меня осеняет: сама того не сознавая, я вышла замуж за человека, который является полной противоположностью моего старшего брата.

– Не знаю, может, мне не стоит ехать, – замечаю я. – Вдруг туда явится дядя. Или кто-нибудь из его старых приятелей:

Надир вскидывает бровь. Он слышит горечь в моем голосе. И отвечает, особенно тщательно подбирая слова:

– Ты должна поехать. Должна с ним встретиться. Если он остался прежним, значит ты не впустишь его в свою жизнь. Но не исключено, что он изменился. Ты должна все увидеть собственными глазами.

Потом он произносит короткую фразу, которая весь день будет эхом звучать у меня в ушах:

– Он твой брат.

– А что я скажу девочкам? Дорогие, познакомьтесь с вашим дядей, которого вы никогда не видели. Почему так вышло? Он сидел в тюрьме. За какое преступление? Видите ли, он убил…

– Девочкам ничего не нужно объяснять, – перебивает Надир. – По крайней мере, пока.

Глаза мои наполняются слезами.

– Для вас с Юнусом всегда все просто, – бормочу я дрожащим голосом. – Но мир сложная штука. И упростить его не всегда удается.

Надир чуть кривит губы и говорит, шутливо подражая моему плаксивому тону:

– Забудь про весь мир. «Мир – мгновение, и я в нем мгновение одно. / Сколько вздохов мне сделать за миг суждено? / Будь же весел, живой. / Это бренное зданье никому во владенье навек не дано».

Я не могу сдержать смех:

– Чьи это стихи? Опять твой любимый Хайям?

– Он самый.

У этого человека всегда находятся нежные слова и стихи, поднимающие настроение. На него всегда можно положиться, он неизменно честен и правдив до наивности, и это порой приводит меня в бешенство. Он верит, что «честь» – это понятие, имеющее отношение к людским сердцам, а не к спальням. Я пытаюсь представить, какой он видит меня. За что он меня любит? Не в состоянии найти ответ, я бросаю:

– Пойду собираться.

– Конечно, дорогая.

В юности я думала, что мое предназначение – великие дела, мировые проблемы и грандиозные идеи. Мечтала стать писателем и посвятить себя защите прав человека. Воображала, что буду ездить по всему свету, помогая угнетенным и обездоленным. Дж. Б. Оно – всемирно известный автор романов, где никто никогда не влюбляется. Но хотя я рассчитывала стать центром вселенной, с годами мне пришлось осознать, что я всего лишь один из персонажей в романе, сочиняемом жизнью, причем далеко не главный.

Писать я начала уже в школе, и это не мешало мне отлично учиться. В университете мои оценки оставались высокими, а мои эссе были оригинальными по форме и глубокими по содержанию. Некоторые преподаватели прочили мне большое будущее. Но во мне самой что-то непоправимо надломилось. Я утратила веру в себя. Словно цветок, который в магазине радует глаз свежестью, а дома моментально увядает без всяких видимых причин, желание стать писателем улетучилось, когда я оказалась вырванной из привычной обстановки.

Тогда я прекратила писать. Точнее, стала писать письма. Множество писем. Я регулярно писала Искендеру в Шрусбери, писала Юнусу, когда он уезжал. Я писала Элайасу (которого с трудом отыскала) и Роксане (которая отыскала меня сама). Они оба помогли мне найти недостающие фрагменты головоломки. И конечно, я писала маме. В течение двенадцати лет я писала ей дважды в неделю.