Честь

Прошлым летом, после того как мамы не стало, я решила написать историю ее жизни. Я работала днем и ночью, словно боялась, что, стоит мне сделать передышку, мой писательский пыл остынет. Преодолевая душевную боль, рассказывала о самом сокровенном, извлекала из тайников своей памяти то, что, казалось, было погребено там навсегда. И все же, когда рукопись была завершена, меня охватило чувство странной отчужденности. Эта история не была моей.

Прошлое подобно сундуку, стоящему на чердаке. Он полон всякой всячины, среди которой встречаются ценные вещи, но гораздо больше там ерунды. Я предпочитаю держать этот сундук закрытым, но иногда порыв ветра, налетевший неведомо откуда, поднимает крышку сундука и разбрасывает его содержимое. Мне приходится складывать все обратно. Бережно, аккуратно. Все воспоминания – хорошие и плохие. А после, когда крышка сундука кажется надежно закрытой, очередной порыв ветра раскрывает ее вновь.

Моя беременность была скорее неожиданной, чем запланированной. Узнав, что жду ребенка, я была одновременно потрясена, испугана и обрадована. Когда выяснилось, что у меня будут девочки-близнецы, я прорыдала целый час. Именно тогда я с особой остротой ощутила, что являюсь лишь звеном в цепи человеческих жизней. В течение девяти месяцев тело мое изменяло свою форму так легко, будто было сделано из глины. Я надеялась, что душа моя станет столь же мягкой и податливой. Но этого не произошло. Теперь моим дочерям семь лет. Ту, у которой волосы цвета воронова крыла, зовут Лейла. Другую – Джамиля. Она носит имя своей двоюродной бабушки, хотя и не знает почему.

Я слышу, как наверху, в нашей спальне, звонит телефон. Муж берет трубку. Не сомневаюсь, это Юнус, мой младший брат, названный в честь пророка, попытавшегося избежать уготованной ему участи. В последнее время они с Надиром перезваниваются ежедневно. Трогательная мужская дружба. Я догадываюсь, что их тревожит мое подавленное настроение. Они смотрят на меня, как на бомбу с часовым механизмом, которая непременно взорвется, если они, хладнокровные и разумные мужчины, не сумеют снять взрыватель. Так и представляю, как Надир и Юнус, опытные специалисты по обезвреживанию бомб, в шлемах и огнеупорных костюмах, осторожно приближаются к зловеще тикающему пакету.

– Дорогая, Юнус хочет с тобой поговорить.

Я снимаю трубку и жду, пока Надир положит свою.

– Привет, братишка! – Я стараюсь, чтобы голос звучал как можно жизнерадостнее.

– Эсма, милая, как ты себя чувствуешь?

Дурацкий вопрос. Я что, больна?

– Бодра и весела, – фыркаю я. – А как ты себя чувствуешь? Какая там у вас погода?

Он не обращает внимания на мой насмешливый тон и сразу переходит к делу:

– Погода отличная. Когда ты за ним поедешь?

Из трубки доносится музыка. Фортепиано, гитара, флейта. Юнус говорит со мной из комнаты, где репетируют музыканты. Сегодня вечером у него концерт в Амстердаме. Выдающееся культурное событие. Возможно, среди зрителей будет принц Клаус.

– Примерно через час, – говорю я.

– Вот как… Хорошо… Я знаю, как тебе трудно… Конечно, я последняя сволочь, что взвалил все это на тебя… Я должен быть рядом, но…

– Но у тебя есть другие, более важные дела, – подхватываю я.

Пожалуй, фраза звучит излишне резко. Впрочем, если Юнусу тоже так показалось, он не подает виду.

– Знаешь, сегодня я все утро вспоминаю, как ездил к нему в тюрьму, – говорит он. – Он был так счастлив узнать, что мама жива. Так невероятно счастлив. Ужасно жалко, что он не успел увидеться с ней и попросить у нее прощения.

– Попросить прощения… – эхом повторяю я.

– Да, он непременно сделал бы это, – не унимается Юнус. – И как было бы замечательно, если бы он встал перед ней на колени, поцеловал ее руку, попросил прощения, а она…

– Прошу, уйми полет своей фантазии, – перебиваю я брата.

На другом конце провода повисает мертвое молчание. Я уже начинаю думать, что нас разъединили, когда до меня доносится голос Юнуса:

– Я думаю, он достаточно настрадался.

Я закрываю глаза и слушаю, как стучит в висках кровь.

– Достаточно? – говорю я. – По-моему, сколько бы он ни страдал, все будет мало. Да он и не способен страдать. Он человек без сердца, убивший другого человека. Таким он был, таким он и останется до смерти.

– Он тогда был мальчишкой.

– Ничего себе мальчуган! И вообще, возраст тут совершенно ни при чем. Ты, кстати, тоже был мальчишкой. Но никого не убивал. Все дело только в нем, в его характере.

– Не забывай, он был старшим сыном, – не сдается Юнус. – Помнишь, ты всегда жаловалась, что быть девчонкой чертовски тяжело. А я считал, что чертовски тяжело быть младшим ребенком в семье. Но мы с тобой никогда не задумывались о том, что, возможно, Искендеру приходилось еще труднее.

– Еще бы! Мама его иначе как «султан» и не называла. Ответственная должность.

Юнус испускает тяжкий вздох:

– Послушай, сестренка, мне пора. Держись. Когда я вернусь, поговорим. Решим, как жить дальше. Вместе. Как мы всегда делали. Идет?