Честь

— Газиз давно уже прислал мне это письмо. Я спрятал его. Думал, кончится война, приедет Газиз, и я верну его ему обратно. Получилось иначе. — Он опустил голову. — Если этим письмом я задену рану в сердце, прости меня, Нэфисэ. Он просил передать его тебе, в случае... гибели на фронте. Я не мог не выполнить последнюю волю моего друга.

Адрес на конверте был написан крупными косыми буквами. Рука Газиза, знакомые буквы.

Увидев побелевшее лицо Нэфисэ, Мансуров пожалел, что поторопился. Но она быстро овладела собой и даже улыбнулась чуть приметно, словно извинилась за свою минутную слабость.

— Спасибо вам, Джаудат-абы...

Едва дождавшись обеденного перерыва, Нэфисэ села под старой липой неподалеку от полевого домика и достала письмо. Сердце у нее бешено колотилось, руки дрожали.

«...Возможно, это будет моим последним приветом, моим последним прощаньем с тобой, — читала Нэфисэ. — Если меня не станет, ты будешь скучать, может быть, и тосковать по мне (я знаю, ты ведь начинала меня любить!). Мне радостно так думать, любимая, очень радостно. Ты удивляешься: как могу я спокойно писать об этом? Не думай, что я приготовился к смерти. Нет, нет! Я буду крепко держаться за жизнь, зубами и ногтями вгрызусь в нее. А все же, к чему обманывать себя? Моя смерть очень и очень возможна. И нет в этом ничего странного — я каждую минуту нахожусь под огнем. Я — коммунист, комиссар и, бывает, по десяти раз на день иду со своими бойцами в атаку.

Ты знаешь, как хороша, как светла была жизнь в нашей стране! Как радостно было нам жить с тобой, окрыленным одними мечтами, одними стремлениями! Но если придется умереть, у меня на душе не будет и капли сожаленья. Я умру за Родину, за ее освобождение, за ее будущее. Умру уверенный, что моя кровь приблизит гибель врага. Дорогая Нэфисэ, я уже перешел ту грань, когда смерть вызывает страх.

Я не пытаюсь утешить себя всякими «возможно»... Считаю, что не имею права думать только о своей жизни, о своем счастье. Я стыжусь думать об этом, моя совесть с этим не мирится. Одного только хочу: если умереть, то не напрасно, а отомстив врагу, уничтожая, сметая его...

Тебя, самого любимого и близкого мне человека, прошу: пусть моя смерть не разрушит твоей жизни! Ты живи, иди вперед, осуществляй свои хорошие мечты! Трудись! Не за себя только, но и за меня, и за свет будущих дней, за грядущее счастье юных поколений трудись! Придет время — мы победим, и каждый день нашей страны будет отмечен цветеньем, радостью без конца. И я не хочу, чтобы ты в дни всенародного ликованья жила горестной вдовой. Нет, не хочу! Не хочу, чтобы память обо мне тяжким камнем повисала на твоих ногах, омрачала цвет юной жизни, который только начал раскрываться. Выходи замуж, когда захочешь и за кого захочешь.

Я очень люблю тебя, свет очей моих, больше жизни люблю. Каждая твоя улыбка, каждое ласковое слово были для меня несказанной радостью. Ты дала мне большое счастье. За это счастье, за три месяца жизни с тобой спасибо тебе, Нэфисэ. Спасибо, любимая.

Ну вот и все. Сейчас мы расстанемся с тобой.

Прощай и прости меня. До последнего вздоха твое светлое лицо будет передо мной.

Газиз».

Мэулихэ увидела, что Нэфисэ с письмом в руках сникла, уронив голову на грудь, и подбежала к ней:

— Господи, что же это? Одно горе за другим, одно за другим... Кто же это выдержит? Ведь не каменное у человека сердце...

2

Джаудат Мансуров, секретарь райкома, шагавший сейчас по опушке леса, был одним из представителей молодого поколения, которое выросло вместе с Октябрем. В юной памяти этого поколения еще стоял зловещим пугалом красномордый, пьяный урядник; на неокрепшие плечи этой молодежи тяжким испытанием легли одна за другой две войны, разруха, голод. Но этому поколению было суждено пережить и годы великого счастья, о которых с благоговением будут передавать легенды из века в век. Оно, это поколение, видело и слышало великого Ленина. Оно, это поколение, очищало Россию от белобандитов и интервентов. Это они в одном строю со старыми большевиками выбивали из рук озверелых кулаков обрезы и топоры, боролись против националистов, всякого рода «левых» и «правых». Это они на месте старых крестьянских клетей ставили первые колхозные амбары. Они первыми садились на тракторы; в диких полынных степях воздвигали первые гиганты индустрии. Из их среды вышла новая плеяда политических руководителей, из их среды вышли нынешние инженеры, ученые, писатели, музыканты. Наконец настало такое время, когда они вместе с сыновьями пошли с оружием в руках на фронты Великой Отечественной войны.

Джаудат Мансуров с лихвой испытал все то, что выпало на долю его поколения. Вихрь революции подхватил его еще не оперившимся птенцом и закружил в своем огненном водовороте.

Было ему тогда пятнадцать лет.

Отца назначили на новую работу, и вот они отправились в дорогу. Впереди на коне, в кожанке и кожаной фуражке, с наганом в кобуре и шашкой на боку ехал отец. На подводе сидела мать, прикрывая маленького сына от осеннего ветра, рядом с ней — Джаудат.