Честь

Казалось, знамя обладало магической силой. Стоило ему появиться на копне, как девушки мигом вскакивали на ноги. Никого не приходилось будить вторично.

Постепенно подъем знамени в бригаде Нэфисэ стал как бы сигналом к началу работ во всем колхозе. Приметив его, другие бригадиры беспокойно кричали:

— Пора вставать! У Нэфисэ подняли знамя!

Когда в Байтирак приезжал кто-нибудь из района или из соседних колхозов и спрашивал Нэфисэ, его выводили за деревню и говорили:

— Видишь Красное знамя? Иди прямо на него! Там и найдешь нашу Нэфисэ!

Агитаторы в своих беседах постоянно говорили теперь:

— Посмотрите, как работает бригада Нэфисэ! На весь район прославила «Чулпан». Последуем же их примеру!

Не давала покоя своей бригаде и Юзлебикэ.

— Чем мы хуже их? — кипятилась она. — Неужто не можем работать, как работают у Нэфисэ?

Гордилась бригада Нэфисэ своей славой, но пуще всего гордились девушки словами секретаря райкома.

— Вы, — сказал он, — настоящие фронтовики! Вы гвардейцы района! Выращенный вами хлеб помогает Красной Армии.

Сегодня в бригаде Нэфисэ особенно тревожный день. Девушкам сообщили, что на току начинают молотить их пшеницу. Каждый час, каждую минуту они готовы были услышать радостную весть. Вот прибежит кто-нибудь из деревни и крикнет: «Девушки, суюнчи! Пшеницы вышло столько, сколько вы ожидали!»

А ведь, возможно, выйдет и больше.

— По моим расчетам, должно быть около ста пятидесяти пудов, — говорила Нэфисэ. — Только боюсь, как бы бригада Сайфи не растрясла да не просыпала.

Нэфисэ хотела, чтобы пшеницу с их участка молотили они сами, но Тимери не согласился:

— Пусть идет, как налажено, дети. Вы дожинайте овес, а на току покуда обмолотят вашу пшеницу.

Что бы там ни было и кто бы ни молотил, все в бригаде были уверены, что надежды их не напрасны. Ведь пробные обмолоты производились не раз. Сначала молотили при агрономе — вышло по сто тридцать пять пудов с гектара. Потом решила проверить колхозная комиссия — вышло по сто сорок пять пудов. А когда произвели обмолот по просьбе Мансурова, получилось по сто пятьдесят два пуда.

В перерывах между работой девушки весело рассуждали о том, сколько пудов зерна получат они со всех своих участков, сколько хлеба отправят на фронт, сколько выделят на семена. Только Мэулихэ не одобряла такой поспешности. Хлеб еще не только не обмолочен, но даже на ток не свезен, как же можно распоряжаться им наперед!

— Сколько бы ни получилось, пожелайте, детки, чтобы в благости, без потерь да без бед собрали хлебушко. Не сглазить бы нам его! — суеверно говорила она.

Сумбюль, уверенная в своей правоте, принималась горячо доказывать Мэулихэ:

— Да уж точно, Мэулихэ-апа! Ну вот погляди, пшеницы мы получим пять тысяч пудов. Ведь так, Нэфисэ-апа? А может, и больше. Ржи в Алымандаровском поле сколько убрали?! Ведь у нас одного овса гектаров тридцать наберется, правда, Нэфисэ-апа?

— Немного больше, моя умница, сорок два гектара.

— Я же говорю! Наша бригада вырастила столько хлеба, что не сразу и сосчитаешь! Да, Нэфисэ-апа?

Лицо Сумбюль сияло такой радостью и говорила она так убежденно, что непременно обиделась бы, если бы не услышала ответного «да». Ведь девочка уже успела написать отцу на фронт, что работает она наравне со взрослыми, что их бригада получила Красное знамя и что ждут они небывалый урожай. Теперь ей не терпелось сообщить отцу, сколько хлеба они посылают фронту.

— Эх! — мечтательно вздохнула вдруг Сумбюль. — Вот если бы мой папа узнал о нашей пшенице! Нэфисэ-апа, можно мне теперь написать отцу? Можно? Да?

Лицо Нэфисэ осветилось ласковой улыбкой; она обняла девочку:

— Напиши, милая, напиши. Вот, скажет, какая у меня дочь растет!

Беседуя так, девушки от сегодняшнего урожая перешли к будущим делам.

Застенчиво поделилась своими мечтами окрепшая за лето и еще более похорошевшая Карлыгач.

— А я, если Нэфисэ-апа не будет сердиться, с весны начну работать отдельно. Нет, до весны нельзя откладывать, начну с осени, сразу же после праздника! Не будешь сердиться, Нэфисэ-апа?

— Ах, глупенькая! Почему же мне сердиться? Наоборот, буду только рада.

— Правда? Вот спасибо!.. Только грустно мне будет расставаться с вами. Уж очень мы дружно живем, работаем весело. Но я хочу заняться тем, что больше всего люблю — буду выращивать яблони, вишню, смородину. Заложишь сад — и останется он навечно! Может, попытаться восстановить наш яблоневый сад?

А Нэфисэ завела разговор об урожаях:

— Вот мы надеемся получить по сто сорок с лишним пудов пшеницы с гектара. А ведь другие бригады тоже могли бы вырастить такой урожай.

— Конечно! — подхватила Карлыгач. — Земля у нас одинаковая, и силы равные. Только любить надо свою работу и сил не жалеть.

— А что, девушки, я скажу... — продолжала Нэфисэ. — Давайте в будущем году и по другим культурам вырастим высокий урожай... по сто пудов с гектара. Скажем, ржи — сто пудов, гречихи — сто пудов, овса... Сил у нас хватит, трудностей мы не боимся! Как думаете?

— Как ты, так и мы, — ответили подруги.

— С гектара сто пудов!.. Знаете, сколько дополнительно хлеба сможет тогда послать на фронт наша бригада?