Честь

Примечание

В 1920 году при эвакуации армии из Крыма спасенные знамена были отправлены в Югославию в г. Сараево и переданы на хранение в Сводный Кадетский Корпус. Знамя Симбирского корпуса было помещено в киот и находилось в корпусной церкви, как запрестольный образ Спаса Нерукотворенного. После перехода корпуса в г. Белая Церковь этот киот со знаменем хранился в корпусном музее. В 1945 году, Сводный Кадетский Корпус кончил свое существование и икона Спаса Нерукотворенного была передана на хранение в русскую церковь в г. Белая Церковь. В январе 1955 года, с разрешения югославских властей икона прибыла в Америку и находится в Митрополичьей Синодальной церкви в г. Нью Йорк.

БАРОН ЦЕГЕ ФОН МАНТЭЙФЕЛЬ

Сережа Мантэйфель происходил из знатного рода обрусевших и обедневших остзейских баронов. Худенький, стройный, как все остзейские бароны, блондин, он унаследовал от предков черты аристократизма. Так его в классе и называли — «аристократ духа». Эти черты наружно выявлялись во всем: в манере двигаться, говорить, слушать, есть, смеяться… Эти черты внутренно обогатили его душу элементами личной порядочности, любовью к правде, отсутствием зависти и тщеславия, и так же наделили его сердечным отношением к одноклассникам. Он не имел врагов и ко всем друзьям относился одинаково ровно, однако легко подпадая под влияние той или другой группы, каждая из которых жила своими неписанными законами, и здесь выявлялись некоторые, еще не проснувшиеся, черты характера молодого барона Мантэйфель: склонность к карьеризму, смелость, риск, дерзость мысли и желание везде быть первым.

Он был способный мальчик, науки давались ему очень легко и в седьмом классе он по праву был награжден вице-унтерофицерскими нашивками, которые носил с остзейской гордостью и врожденным изяществом. Его любимым предметом была матеметика во всех ее многогранных формах, а личное самолюбие легко позволяло ему конкурировать в знании этих наук с фельдфебелем Авениром Ефимовым и кадетом Константином Прибылович. Любовь к этим наукам окончательно предопределила его дальнейший путь: Михайловское Артиллерийское Училище… Конная артиллерия.

1907 год… Последний год в корпусе. Впереди действительная служба в военных училищах, для пехоты и конницы два года, для артиллеристов и инженеров — три. Кадеты выпускного класса уже разделились на группы по родам оружия и по военным училищам.

Сергей Цеге фон Мантэйфель легко сделался любимцем группы будущих Михайлонов и так легко было представить его себе сначала в форме юнкера, а затем в форме поручика конной артиллерии. Незаметно подошел декабрь, трехнедельные рождественские каникулы, и Сережа уехал в Ригу к родителям. С каникул, к удивлению всего класса, Сережа вернулся каким-то другим, как будто его подменили, и скоро он объявил друзьям, что дальнейшее образование намерен продолжать не в Михайловском Артиллерийском Училище, а в Московском университете. Остается неизвестным, кто и что могло так повлиять на Сережу Мантэйфель, и поздние нити разгадки тянутся к очаровательной Раисе Штельман, курсистке Московского университета и подпольной политической работнице.

Решение Сережи Мантэйфель произвело угнетающее впечатление на весь класс. Начались уговоры, сначала Михайлонов, потом всего класса, воспитателя подполковника Фадеева и, наконец, фанатика артиллериста инспектора классов, полковника Иртэль. Уговоры не дали положительных результатов и в мае, окончив корпус, барон Цеге фон Мантэйфель поступил на математический факультет Московского университета.

. . . . . . . . . . . .

Москва… Февраль 1918 года… Новая власть беспощадными мерами укрепляет молодые корни октябрьской революции, создавая свой новый мир, мир бесправия, рабства… Разнузданная, бросающая фронт солдатня, разбивая полустанки, станции, нескончаемыми эшелонами едет домой, творить расправу на местах. Снявшие погоны, потерявшие свои части, офицеры группами и в одиночку тянутся в столицу, дабы хоть немного разобраться в революционном сумбуре, наметить дальнейший путь исхода из кровавого угара в честные очаги борьбы, ярким пламенем чести вспыхивающие на Дону, в Сибири, на Урале, на Волге… Под покровом ночи, волнами, пешком покидали офицеры голодную столицу и новые волны вливались в нее с фронта. Власть, желая в корне пресечь утечку опасного контрреволюционного элемента из столицы, спохватилась, и в один морозный февральский день вся Москва была заклеена декретом о немедленной и обязательной регистрации и взятии на учет всех офицеров. Декрет заканчивался угрозой — «РАССТРЕЛА БЕЗ СУДА И СЛЕДСТВИЯ» для уклонившихся от регистрации. Бойко заработал особняк № 57 по Столешникову переулку и все чаще и чаще упоминалось имя жестокого мадьяра Цеге, главы регистрации и выездных пропусков.