Честь дома Каретниковых

Чистяков словно впрямь видел то, что рассказывал, изумленно уставясь на Петрусенко, неистово крестясь.

— Как же так! Почему я раньше не помнил, а теперь вот… вдруг?

Викентий Павлович понимал, в чем дело. Прошло время, память человека, замороченного до помешательства неожиданной переменой судьбы, пришла понемногу в равновесие. Но раньше никто его не хотел слушать, смеялись. А он дал Чистякову нужный толчок, заставил вспоминать методично, с самого начала. И туман рассеялся…

Теперь Чистяков уже сам торопился, вспоминал:

— Молодой, высокий, как кошка ловкий! Все так проделал, мы и не опомнились. Вожжи в руки мне сунул, но и сам держит… А потом, потом, вроде, совсем забрал, сам погнал. Смеется, зубы сверкают, глаза огромные, черные, горят! Право, дьявол!

— Дьявол ли?

— Но если человек, то почему так появился — как из-под земли? И исчез — как сквозь землю провалился! И зачем подстрекал? Разве, тоже знал Машкова?

— А может, знал убитого…

Петрусенко помолчал, давая Чистякову понять свою реплику. И дождался: зрачки у него расширились, рот приоткрылся.

— А и ведь… правда… — забормотал Чистяков. — Гнал-то что силы, прямо на того человека… Грохотал по каменьям… А убиенный даже не оглянулся, словно не слыхал…

Когда Чистякова уводили, он у двери задержался, оглянулся, пробормотал:

— Не хотел я, видит Бог… Дьявол попутал.

Глаза его опять были тусклы. Викентий Павлович быстро подошел к нему, тряхнул за плечи.

— Ты помнишь, что говорил мне только что? Если выйдешь на свободу — капли в рот не возьмешь! Может, скоро и вправду станешь вольным человеком. Не забудешь тогда свой зарок?

— Не забуду, крест святой! — Чистяков обреченно помотал головой. — Да ведь как это может случиться? Кто же тогда за убиенного ответит?

Под светлыми усами следователя блеснула мгновенная улыбка:

— Дьявол ответит!

* * *

В Саратове Петрусенко встретили как родного. В здании полицейской управы полицмейстер отвел ему кабинет, смежный со своим. Письмом заранее Викентий Павлович уведомил саратовского коллегу, что приедет по официальному делу. Теперь же он лично разъяснил Устину Петровичу, в чем дело. Две недели тому им была отправлена в столичное управление сыскной полиции докладная по убийству отца и сына Каретниковых — с фактами, выводами и предложениями. И дело, за которое Петрусенко взялся частным образом, из сострадания и любопытства, теперь было признано официальным и подлежащим расследованию. Ему же и поручено.

Устин Петрович удивлялся так откровенно, так по-детски всплескивал руками, что Петрусенко и сам не заметил, как стал говорить все более артистично, таинственно понижая голос и делая пугающие паузы. Невольно, конечно: восторг благодарных слушателей заразителен.

Отизумлявшись, однако, полицмейстер очень резонно заметил:

— Бедная девушка, сколько она натерпелась! А ведь именно она ввела следствие в заблуждение. Не скрой она смерть брата — мы бы и действовали по-другому.

— Это верно. Себя обрекла на мучение и, не подозревая о том, убийцу прикрыла.

— И с этим Журиным, Викентий Павлович! Не все ясно до конца?

— Для меня ясно главное — он убийца. А детали различные мы сами и не узнаем. Это уже он нам расскажет.

Полицмейстер достал из стола и положил перед Петрусенко роскошную пачку американского табака. Сказал добродушно:

— К вашему приезду приготовил. Прекрасный сорт! Вы ведь любитель…

И пока благодарный Викентий Павлович набивал и раскуривал свою трубочку, хозяин кабинета распахнул створки окна, впустив в комнату теплый ветерок, дальние гудки волжских пароходов, запахи вовсю цветущих деревьев.

— Чудная пора — разгар весны! Снова молодым себя чувствую!.. Как будет мой Митя-то рад: нашлась его Настя! А ведь он заварил эту кашу, он! Что значит молодой и влюбленный — это самая лучшая в мире интуиция.

— Кстати, Устин Петрович, — Петрусенко уже курил, наслаждаясь и в самом деле чудесным табаком. — Мне надо с вашим племянником поговорить.

— Это просто. Он нынче по делам как раз в городе. Сейчас пошлю городового в речной порт, на фабрику… Найдем.

— Однако, — предупредил Викентий Павлович, — о Насте ему ни слова. Пока что это еще тайна. Я знаю да вы. А Митя… узнает, но попозже. Мне он для дpyгoгo нужен. Думаю, поможет Журина поймать. Раз уж заварил эту кашу…

— Но как же, дорогой Викентий Павлович? Разве этот негодяй здесь скрывается?

— Вряд ли. Сейчас он, думаю, далеко. Но страна ведь огромная, и один мошенник в ней — как иголка в стоге сена. Найти можно, однако, ох, сколько времени и усилий потратить! Не лучше ли заманить его в Вольск, например?

— Но каким образом?

— Есть у меня одно соображение. Приманка.

— Настя Каретникова?

— Да, она. Вопрос-то в чем, Устин Петрович? Почему Журин не искал девушку? Ведь логично предположить, что после смерти отца и брата она вернется домой, к матери.

— Верно, — согласился полицмейстер. — Да и после такой трагедии она становится единственной наследницей, миллионершей! Лакомый кусочек для негодяя.

— Вот-вот! А он не появляется.

— Так в чем же ваша приманка?

Петрусенко озорно и таинственно прижмурился и пустил в потолок целую стайку колечек из дыма.