Честь дороже славы

В лагере пребывало десять донских полков и одиннадцать эскадронов Сулина, возвращающихся с турецкого фронта. На редкую удачу, один из полковых командиров, Агеев, узнал Мерджан, супружницу своего приятеля Ремезова. Тут же бедную скиталицу окружили бравые донцы, предлагая хлеб и сухари, сало, сушеный чернослив.

– Клади, голубушка, всё, что дают, в свою суму, – поучал полковник, поглядывая на путницу. – Снарядим тебе двух лошадок – и лети ветром на Дон! Вези мальца-казачонка на показ отцу! А раз ты есть казацкая женка, мы тебя обидеть не дадим. И дюже не плачь, чтоб молоко не перегорело… Запасайся всем, что дорога требует. Выбирай из складов запорожских и шали, и холсты. А не то замест халата и штанов своих татарских надевай справу их – удобней в седле сидеть!

И Мерджан, к потехе озорников, послушалась совета полковника. Шелковый каптан, шаровары она нашла себе по размеру, выбрала и смушковую остроконечную шапку, и сафьяновые зеленые сапожки, и несколько шалей, чтобы пеленать младенца. Он, на радость матери, родился здоровеньким и спокойным.

Агеев примерно позаботился о жене сотника. Однако Мерджан, одетая запорожским козаком, потребовала оружие. И полковник приказал снабдить ее пистолетом, порохом и пулями. Затем разрешил выбрать кинжал из сданного запорожцами арсенала. Один кинжал Мерджан присмотрела себе, а другой – в подарок для Леонтия.

– Ну, ты и жога! – улыбнулся полковой командир, прощаясь с землячкой. – Не пропадешь! Або и какого бусурманина в полон захватишь. Иде ж тебя Леонтий такую отыскал?

– В чистом поле, – ответно засмеялась Мерджан.

– Ну, нехай Бог тебя хранит чи Аллах – всё едино. Коней меняй и скачи на них попеременки. Правь прямо на солнце. Утром гляди, иде оно. Туда и скачи.

– Меня сердце поведет, – вздохнув, отозвалась Мерджан, торопливо шагая к лагерю донцов, где под присмотром бывалых казаков был оставлен ее маленький Дамир, ненаглядный сыночек…

17

Судьба не переставала проверять Мерджан на прочность. Год назад, казалось, ничто не предвещало беды. Всё как будто в жизни устоялось и было по душе. Добрый казацкий дом, в котором к ней исподволь переходили обязанности хозяйки, любимый муж, самый дорогой человек на свете, душевная подружка – его сестра, Марфуша. Но прежняя жизнь лихометно догнала ее, точно ураган в открытой степи, который не ожидаешь…

За два дня до Николы зимнего к ней пришла Зухра, некрасивая, плосколицая соплеменница, жившая в городке издавна и присвоившая себе титул старшей среди здешних тумок. Пришла эта посетительница заказывать халат, но, улучив момент, когда остались вдвоем, отрывисто шепнула:

– Тебя хочет видеть твой отец и брат Муса.

– Кто? Они здесь? – с обмершим сердцем вымолвила Мерджан, веря и не веря услышанному.

– Да, неподалеку. Им сказал кто-то про тебя. На Николу, когда казаки будут пить водку и славить своего святого, они приедут.

И до самого праздничного утра Мерджан старалась ничем не выдать своей встревоженности. Но свекровь, очевидно, заметила некую в ней перемену и спросила об этом. Мерджан отшутилась, что будущий ребеночек отзывается чаще, чем прежде…

Зухра подобралась к ней в разгар кулачного боя и оповестила, что Муса ждет у палатки персидского купца. Мерджан колебалась: идти или нет? Сообщить мужу или не тревожить его? Возможно, отец прибыл с добрыми намерениями, просто повидаться с ней и узнать, как живет. Расставшись с Леонтием, она успела пройти сто шагов, как брат, неузнаваемо заросший окладистой рыжей бородой, в бешмете и косматой шапке, возник точно из-под земли.

– Следуй за мной, – бросил он неприветливо. И Мерджан поняла, что ее ожидает суровый разговор.

– Ты далеко скрылась от нас, но Аллах так решил, чтобы ты понесла достойное наказание… – начал Бек-Мурза, отец её, едва Мерджан вошла в тесную комнату гостевого дома. – Я должен убить тебя, обесчестившую род, или вернуть мужу.

– Убей, – леденея, ответила своевольница.

Длиннобородый, пахнущий бараньим салом и тем особым степным духом, который присущ скотоводам, отец выдернул из ножен кинжал, но тут же снова убрал его.

– Нет! Убить отступницу рука моя не дрогнет. Но выплачивать кубанскому бею калым за тебя, неблагодарная, мне непосильно. Ты поедешь с нами!

– Я не брошу своего мужа, – возразила Мерджан, охваченная гневом. – Нам больше не о чем разговаривать.

Они набросились на нее, связали, закрыли рот кляпом. После Муса хвастал, что её так ловко вывезли из Черкасска, завернув в персидский ковер. Благо караульные казаки были навеселе в честь праздничка и выпускали из городка всех подряд без задержки.