Честь дороже славы

Уже опубликованным «Манифестом о Высочайше дарованных сословиям милостях, по случаю заключения мира с Портою Оттоманскою» она была довольна. В числе прочих милостей был запрет наказывать без суда нижние строевые армейские чины батожьем, кошками и плетьми, повелевалось всем военнослужащим прибавить круп по полугарнцу[14], отменены сборы с железных и минеральных заводов, с фабричных станов и медеплавильных печей, с купечества и цеховых. Также отрешались от сборов кузнецы, изготовляющие серебро, мельники, бортники, квасники, красильщики, кожевенники, хозяева мыловарен и прочие работные профессии. Пожалела она также преступников и колодников, значительно смягчив им наказания. Многих купцов, чьи капиталы не превышали пятисот рублей, произвела в новое почетное сословие – в мещане. Среди других милостей была и сбавка цены на соль. Екатерина очень хотела порадовать народ, который по-настоящему любила…

Потемкин, погруженный с головой в предпраздничные заботы, посещал ее нечасто, что также было причиной ее пасмурного настроения. Избавляться от него помогали бесконечные дела и семейные проблемы. Беспокоило ее слабое здоровье невестки, вспыльчивое поведение сына.

В те самые дни, когда Текели распустил Запорожскую Сечь, Екатерина Алексеевна приехала в Троице-Сергиеву лавру и провела там почти неделю, отметив Пятидесятницу и молясь пред иконами храма по нескольку часов. Возможно, Господь внял ее молитвам, отведя братьев-славян от кровопролития.

Невесело прошли именины великой княгини Натальи Алексеевны, захворавшей некстати, почему ни она, ни Павел Петрович, сынок милый, во дворец не явились. Екатерина сама проведала утром невестку, весьма тронутую оказанной ей честью.

Душевное напряжение, связанное с будущим материнством, не покидало императрицу. Она жила в Коломенском, держа при себе сердечную подружку Брюсшу и Перекусихину, с кем могла быть искренней и простой. А «милая милюша» теперь бывал на обедах еще реже и чинился, вел себя любезно, но не ласково. И эта его непоказная черствость, признак отчужденности, вызывала по ночам слезы. Донимали и раздумья об авантюристке, именуемой «княжной Таракановой», которую привез в Петербург капитан Грейг. Из писем фельдмаршала Голицына, допросившего эту особу в Петропавловской крепости, Екатерина поняла, что самозванка ничего бы не значила, если бы не польские и французские интриганы, ненавидящие Россию. И как поступить с этой смутьянкой, она тоже пока не ведала – наказать либо простить?

Развеял ее меланхолию смотр на коломенском лугу полков, отличившихся в турецкой кампании. Командовал ими граф Воронцов, бригадир-красавец, бравостью своей тронувший сердце государыни. А она для этого воскресного парада специально надела мундирное платье, сделавшее ее, впрочем, неуклюжей. На деревянном постаменте рядом с ней был наследник с женой, Потемкин, статс-дамы и приехавшие на праздник придворные сановники.

Выстроенные в каре гренадеры являли собой элиту русской пехоты. К предстоящему празднику им пошили новехонькие мундиры, на которые не пожалели средств.

Дробь барабанщиков подхватили флейтовщики и трубачи. Услышав сигнал, разом, с правой ноги, двинулось первое каре со знаменосцами и командиром полка впереди. Екатерина поднесла к глазам лорнет. Форма этого полка оставляла отрадное впечатление. На рослых, статных усачах были зеленые мундиры с красными воротниками и обшлагами, светлые рейтузы заправлены в высокие сапоги, головы венчали красные каски. Гренадерки у офицеров украшены перьями, а у полковника – медвежьим мехом. Екатерина с улыбкой смотрела на мощные, слаженные движения этих удальцов, принесших своей державе великую славу! Ее завораживал их напор и то, как горделиво шагали, попирая землю, эти длинноногие мужчины, способные вскружить голову любой чувственной особе. Она повернулась к статс-дамам и, поймав взгляд Прасковьи Брюс, бросила:

– Чудо-воины! Сокрушительная сила супротив любого врага. А ка-аки-ие красавчики!

– О, это истинные рыцари! Мы просмотрели все глаза… Восхитительно! – многозначительно ответила «Брюсша», большая ценительница мужчин.

Форма второго гренадерского полка была иная: синие мундиры, перехваченные белыми портупеями, сочетались с красными рейтузами и темными касками. Как всякая женщина, императрица прежде всего обращала внимание на форму и внешность марширующих. Но и вооружение их выглядело внушительно: под лучами солнца сверкали отделанные медью ружья и примкнутые к ним штыки. Были у солдат и шпаги.

Гренадеры продемонстрировали искусство перестроения на ходу в квадраты, каре, разомкнутый строй, разыграли штыковую атаку и рукопашный бой.

У Екатерины от долгого стояния затекли ноги, ломило спину и хотелось лечь. С трудом дождалась она окончания смотра и обратилась к Потемкину так, чтобы слышала свита:

– Ну, ваше сиятельство, порадовали вы нас! Гренадеры выучены отменно и заслуживают за прежнее геройство и строевые навыки поощрений. Такожды от имени нашего передайте мое удовлетворение бригадиру, графу Сергею Воронцову за должное командирство.

Потемкин доложил: