Честь дороже славы

В первый раз в жизни Александр, как было велено Булат-беем, разрешил слуге намотать себе на голову тюрбан, надел татарский чекмень и шерстяные штаны, вобрав их в сафьяновые малиновые сапоги. В Хан-Сарай они вошли беспрепятственно, так как чегодаря охранники знали в лицо. Но у входа на лестницу балкона их остановил баша, окруженный воинами, и подозрительно уставился на незнакомца. Булат-бей сослался на дефтердара, главного казначея. Французский торговец хочет оказать ханству помощь.

– Меним достумнен танъыш олунъз, – настоятельно сказал чегодарь.

– Меним адым Верден, – подхватил Зодич, смело глядя в глаза командира караула. – Кирмеге рухсет этинъиз![17]

Неприветливый баша, качнув саблей в длинных ножнах, сдержанно кивнул и отступил. Видимо, иностранец убедил его знанием татарского языка.

С балкона, который занимали чиновники второй руки, был виден весь зал. Большие окна, в восточном стиле, светились разноцветными витринами напротив полуденного солнца. Орнаментальная роспись потолка завораживала взгляд. Недаром дворец многие годы украшали турецкие и итальянские художники.

Зал поражал роскошью. Розовый мрамор стен был украшен золотыми вензелями на южной стороне, там, где находился ханский трон, Зодич насчитал восемь прямоугольников, очерченных двойной красной линией, такая же линия условно отделяла на стене первый и второй этажи. Окна, с витринными стеклами, были сделаны в виде дверей – к ним даже вели ступени. А выше, также в форме прямоугольников, тянулись настенные золотые росписи. Мраморный розовый пол переливался разноцветным блеском, отражая и витражи, и потолок, сходный с ними сочетанием коричневого, голубого, красного и зеленого цветов. Вдоль глухой стены стояли диваны, занятые приглашенными. В гулком зале не смолкали голоса. Ханские сановники и воеводы, входя, приветствовали друг друга. Зодич осмотрелся. На балкон открывались четыре двери, но три из них были наглухо задрапированы коричневой тканью. С двух сторон стояли напольные мраморные вазы с маленькими пальмами.

Наконец угловую дверь распахнул офицер в парадной форме. Девлет-Гирей, в дорогом ханском одеянии, в белой чалме, украшенной драгоценными камнями, с кинжалом на поясе, с холодным, несколько презрительным выражением лица, властно вошел в зал. Все, подобострастно глядя на него, встали. Хан преклонил голову и поднялся на трон, за которым золотой гобелен был увенчан полумесяцем.

Совет открыл как духовное лицо казыаскер Фейзула-эфенди. Он по традиции начал с молитвы, с обращения к Аллаху. А затем произнес речь и прочел фетву. В этом обращении-законе к крымцам, кто исповедует ислам, напоминалось, что Девлет-Гирей получил инвеституру, то есть утверждение, на ханский престол от халифа всех правоверных магометан Абдул-Гамида, султана Порты. И всякий, кто поддержит самозванца Шагин-Гирея, будет объявлен преступником против веры и подвергнут суровому наказанию.

Зодич не спускал глаз с беев и мурз, собранных со всего полуострова. Их манера соглашаться со всем, что бы ни говорил хан, эфенди или нуррадин-султан, выказывала скорее, не покорность, а неуверенность. Вслед за казыаскером фетву подписал старейший муфтий Ахмет-эфенди и прочие участники совета. Хан выслушал тех, кто пожелал выступить. Многие слова и выражения были диалектными. Уяснил Зодич одно: хан снова пытается собрать войско и выступить навстречу Шагин-Гирею. Больше ничего ценного сказано не было.

И только от грека-конфидента, которого помог разыскать Рубен, Зодич узнал, что ханская партия неуклонно теряла силу. Поддержать его отказались девять мурз из десяти, к которым был отправлен Казы-Гирей-султан. Так же поступили ширинский бей и люди из мансурской фамилии, бывший визирь Багадыр-ага, Абдувелли-паша и другие. Старейший мансурский муфтий Ягья-эфенди в проповеди своей отверг фетву, обвинив Девлет-Гирея не только в том, что держит для утех чужих жен, но и мальчиков собирает. Не преступление ли это еще более против веры Аллаха, чем поддержка Шагин-Гирея? А почтенный Абдувели-паша заявил хану, что «вам хорошо, поскольку имущество свое убрали на суда и сами со своими приближенными готовы к отплытию, а мы свое отечество оставлять не намерены». И, наконец, приехавший из Царьграда мурза предупредил, чтобы не питали надежды на помощь Порты, ибо султан подписал с русской «чарицей» договор о вольности татарской. Эти свидетельства о растущем противодействии народа Девлет-Гирею имели важнейшее значение, и Зодич немедля выехал из Бахчисарая с конфидентом в Перекопскую крепость.

Абдул-Гамид не собирается начинать новую войну с Россией. И косвенно подтвердило это согласие начальника турецкого гарнизона вывести воинов из Тамани. Путь в столицу стал Шагин-Гирею открыт. Корпус Суворова придавался ему в помощь.

Дни Девлет-Гирея на ханском престоле были сочтены.

5