Честь дороже славы

Всего два джигита оставались на краю облеска, и Леонтий не сдержался. Зарядив пистолет, сорвался с земли и побежал, целясь в того, кто был в седле. Он успел пальнуть, ощутив гарь пороха, и увидеть, как лопнула черкеска горца ниже лопатки и широкая рана стала заполняться кровью. В тот же миг выстрел бритоголового поверг его на землю. Страшная боль пронизала грудь. Свет померк. Мысли спутались. Леонтий понял, что ранен и, наверно, умирает. «Вот почему сегодня Мерджан снилась, – вспомнилось невзначай. – Она хотела меня предупредить, а я не догадался…»

Цепь драгунов поднялась запоздало. Небрежность их командира, приказавшего оставить лошадей за полверсты, позволила горцам, потеряв двух человек убитыми, бесследно уйти по Калаусской долине. Но косяк удалось отбить.

Сотника Ремезова доставили в лазарет драгунского полка. Лекарь Карл Петрович Штейдле, засучив рукава и велев помощнику кипятить воду, посчитал пациента безнадежным и, без особого волнения, стал готовиться к операции…

22 октября, в праздник иконы Казанской Божьей Матери, хоперские казаки и драгуны Владимирского полка, одолев затяжной склон, разбили бивак на вершине горы, где предстояло заложить Московскую[23] крепость. Часть хоперцев расположилась у ее подножия, на широкой поляне. К тому же кустарники за ней были редки, что позволяло расчистить поле. Тут же остановился и походный лазарет. В кибитках, под брезентовым пологом, находились раненые.

Несмотря на церковный праздник, полковник Шульц приказал приступить к работам. Хоперцам предстояло пилить и рубить деревья. Сколько обозревал глаз – и на севере, где урочище смыкалось с долиной речки Ташлы, и на юге, загражденном холмами, и вокруг вершины, – простирались вековые древостои. Росли здесь в изобилии буки, орехи, дубы, липы. Тесными полчищами стояли темноствольные грабы и клены. И недаром этот массив, раскинувшийся по склонам плато, был назван Черным лесом. Вблизи него, с горных вершин, начинались русла рек, в том числе Егорлыка, вдоль которого предстояло заложить еще две крепости.

Перестук топоров, гулко отдающийся в чаще, протяжное и веселое повизгивание двуручных пил, голоса переговаривающихся людей огласили вершину горы! Лесоповальные артели, созданные из рот и эскадронов, расставлены были таким образом, чтобы территория крепости расширялась равномерно. Сам Шульц, сбросив суконный мундир и оставшись в одной рубахе, пилил на пару с лекарем Карлом Петровичем. У обоих желания трудиться со всеми вместе было немало, но силенок в обрез. Однако воинственный дух и характер не позволяли им капитулировать!

Старая липа между тем поддавалась, и напил на стволе поминутно углублялся. Карл Петрович, запыхавшись, то и дело поправлял свои круглые очки. Но пред командиром не хотел показать слабости и, закусив губу, продолжал ритмично, туда-сюда двигать рукой. Наконец дерево покачнулось. Расторопно подбежавшие драгуны в несколько рук надавили на ствол. И высокая, в золотистой накидке из листьев красавица липа, прощально махнув небу верхушкой, рухнула наземь, с треском обламывя соседние деревья. Простора на поляне прибавилось.

– Не полагал, что придется мне в Кавказском краю валить лес, – добродушно признался Шульц своему соотечественнику. – А вы?

– Ja, gerr Oberst! Das Menschenleben hat vielen Überraschungen[24], – ответил лекарь со свойственной ему раздумчивостью и неожиданно по-русски добавил: – Важно то, что ты делаешь. Но еще значительней, чтобы службу исполнял хорошо… Как это по-русски… Mit Gefühl dienen…[25] Разрешите отлучиться в лазарет. Да и руки болят без привычки. Но свалили мы с вами эту великаншу мастерски! А я не перестаю удивляться казакам. Позавчера подстрелили сотника. Невероятно, он остался жив. И, думаю, есть шанс вернуться в строй.

Полковник в сопровождении адъютанта осмотрел участки строительства и лагерь, где ставились палатки. Вечерело. Из лесной чащобы стал наплывать туман. Шульц обошел будущую крепость по периметру, отмежеванному фортификатором. Почва здесь была несколько суглинистая, местами каменистая, а в иных местах выступали напластования желтого известняка. В любом случае, как решил Шульц, следует начать строительство с обозного сарая, конюшни и гауптвахты. Его немецкая натура требовала неукоснительной дисциплины. Необходимо возвести также дом для офицеров. А казаки и драгуны, закаленные на службе, перезимуют в землянках и палатках. Лес вокруг. Дровишек для костров предостаточно.

Приятель-хоперец ждал, пока Карл Петрович перевязывал Леонтия и давал ему пить из кружки декохт. Потом, осторожно ступая по бурьянцу, подошел к повозке, на которой покоился раненый. В сумерках лицо сотника показалось очень бледным и печальным. Он уже хотел было отступить, не тревожить собрата, но Леонтий сам его окликнул:

– Добрались, слава богу?

– Добрались! – ответил Николай и оживился. – Ну, ты как, казачок? Держисся? Держись, братка. Фершал, гляжу, дюже старается. Мудрый старичок. Он тебя поставит на ноги! А не сказывал, можно тебе ягоду-боярку? Мы когда деревья валили, набрал вдосталь. Вот принес в шапке.