Честь и Долг

Все эти переживания вновь посетили полковника, когда он рано утром по поручению секретаря Керенского отправился на Царскосельский вокзал, чтобы встретить и привезти к министру-председателю Михаила Васильевича Алексеева, только позавчера убывшего в Смоленск, но теперь спешно возвращенного в столицу телеграммой Керенского.

Еще в авто на пути в Зимний дворец Мезенцев доложил обстановку Алексееву и добавил, что министр-председатель непрерывно совещается то с делегацией президиума ЦИКа, то с делегацией Совета казачьих войск, то с господами Терещенко и Коноваловым.

— А что еще нужно Коновалову? — спросил недовольно Михаил Васильевич. Ведь он в мае вышел из правительства в знак несогласия с экономической политикой Петроградского Совета…

— Ходят слухи, что Керенский снова хочет взять его в правительство и сделать своим заместителем, — отозвался полковник. Мезенцев уже начал разбираться сам, кто есть кто в кабинете министров, хотя еще не совсем усвоил партийную принадлежность каждого из них.

В «подъезде императрицы» Алексеева встретил Вырубов, приближенный Керенского с длиннейшим и пышнейшим титулом — «уполномоченный Временного правительства по реформированию военных управлений и слиянию общественных организаций на фронте на правах помощника военного министра и председатель Особого комитета по объединению деятельности общественных организаций на фронте». Юркий Вырубов повел Алексеева в личные покои Александра Третьего, которые избрал своим местом жительства в Зимнем дворце Александр Федорович Керенский.

Михаил Васильевич просил следовать за собой и Мезенцева. Старик не знал, зачем его вызвал министр-председатель, да еще в такую минуту. Он ожидал подвоха. Мезенцев понял, что должен выступить в роли свидетеля.

По ухоженным, с красной ковровой дорожкой лестницам, где на каждой площадке кланялись гостям ливрейные бородатые лакеи, оставшиеся с царских времен, поднялись на третий этаж. Прошли залом, увешанным и уставленным предметами китайского искусства, достигли большой угловой комнаты, в которой у императора была его личная гостиная. Мезенцев здесь еще не бывал. Но, увидя ее, сразу вспомнил о ненависти, с которой большинство кадровых офицеров высказывалось в адрес министра-председателя, ставя тому в укор, что он спит в постели Александра Третьего. Со стороны эсера Александра Керенского, члена партии цареубийц, это было пошло и отвратительно.

Комната, где Керенский встретил Алексеева, была просторна и светла. Ее окна, довольно маленькие, выходили на Адмиралтейство и Неву. Стены были обиты розовым шелком, создававшим иллюзию солнечного дня даже в пасмурную погоду. В этих личных покоях до февраля, видимо, было множество всяких диванчиков, стульчиков, креслиц и столиков с вазами, полными цветов, с альбомами фотографий — Николай Второй обожал фотографировать. Теперь большинство мебели из гостиной было убрано, она приобрела довольно строгий и деловой вид.

Посреди комнаты стоял Керенский и ждал, когда генерал к нему приблизится. Министр-председатель выглядел сильно уставшим. Приветствовал он Михаила Васильевича без обычного бравирования. Его глаза ввалились и потускнели. После обмена рукопожатиями Керенский сразу же предложил Алексееву пост верховного главнокомандующего.

«Как же так, — подумал Мезенцев, — ведь только вчера, после отказа Лукомского, телеграммой этот пост был предложен Клембовскому?! А от Клембовского ответ еще не получен… Двоим сразу предлагают? Непорядочно…»

Михаил Васильевич не собирался немедленно соглашаться с Керенским. Он попросил для начала дать ему ознакомиться со всеми документами и перепиской, связанными с «недоразумением», как назвал он мятеж, о котором был прекрасно осведомлен.

Вырубов отправился в кабинет Керенского за документами. Алексеев принялся ругать большевиков и вообще всех «социалистов», Керенский, хотя и числился членом партии социалистов-революционеров, не прерывал старика.

Мезенцев отвел на минуту глаза и залюбовался видом Невы, открывавшимся из окон. Под синим августовским небом голубела гладь воды. Стройные ряды зданий на Университетской набережной являли свои благородные пропорции. На этой стороне Невы многоколонные портики восточного фасада Адмиралтейства были совсем рядом. Но совершенство природы и архитектуры за окнами только подчеркивало нервозную и дышащую угрозой обстановку во дворце. Мезенцев отвернулся, тем более что в гостиную уже входил Вырубов с зеленой сафьяновой папкой. Папку вручили генералу. Все расселись.

Михаил Васильевич принялся внимательно изучать каждый лист. Потом он закрыл папку, подумал немного и заявил встрепенувшемуся Керенскому полный отказ от должности главковерха. Аргументируя свою позицию, Алексеев говорил и о том, что смена командующих может пагубно отразиться на моральном состоянии армии. Он настаивал на том, что Керенскому нужно выяснить все недоразумения с генералом Корниловым и оставить Лавра Георгиевича на его посту.