Честь и лукавство

Я только улыбнулась – нет сомнений, что граф хочет потешить свое тщеславие и фамильную гордость: его жена должна быть лучшей из всех дам. Придется это учесть, а уж затмить дочь женщины, отвергнувшей любовь моего мужа, для меня вообще святое дело. Однако на деле я в этом сомневалась. Аннабелла выглядела ярче меня, была выше и полнее, к тому же держалась она с таким несомненным превосходством, как будто являлась испанской королевой. Но попробовать-то ведь можно, я не урод и за словом в карман не полезу, так что привлечь хотя бы малость внимания к себе смогу, а это означает, что такой же его доли лишится Аннабелла. С моей стороны нехорошо так думать о подруге, но, во-первых, я не собиралась сходиться с Аннабеллой накоротке, а во-вторых, она наверняка подавляет массу милых девиц, которым тоже хочется чуть-чуть восхищения и которые его не менее достойны. Надо помочь им выделиться, а для этого отвлечь Аннабеллу.

Уже много месяцев я не чувствовала себя такой радостно-взволнованной, со дня рождественского бала у графа, но тогда я была сильно разочарована танцами, а сейчас предвкушала настоящее веселье. По сути, это был мой первый выход в свет, настоящий свет, не считая того несчастного бала и моей свадьбы, во время которой, помнится, я мало обращала внимания на окружающее, погруженная в свои мрачные думы.

Сейчас же я была всем довольна, и хотя замужней даме не стоило многого ожидать от бала, однако быть представленной как «ее сиятельство миссис Дэшвилл» – приятная перспектива, граф не собирался идти танцевать, так что не все сразу узнают, как выглядит его сиятельство. Я примерно представляла, о чем станут шептаться мамаши и их незамужние дочки: «Такая молодая, а уже графиня… ты гораздо красивее ее, Марианна, и наверняка найдешь себе графа или баронета… везет же всяким выскочкам!» Моя матушка никогда не позволяла себе подобных пересудов, а тетя со своим опытом сразу могла определить, чего стоила та или иная дама в плане воспитания и образованности, и ей не требовалось обсуждать это с соседками, ее вердикт обычно выносился сразу – и навсегда. Но мне было решительно наплевать (Какое чудесное выражение! Я подслушала его у младшего садовника в Эммерли, услышь его от меня миссис Добсон, она бы точно упала в обморок!) на всех этим дам и их дочек. Я неожиданно почувствовала, что гораздо приятнее быть замужней дамой, тогда никто не станет смотреть на тебя как на соперницу или товар, выставленный на обозрение, в зависимости от того, мужчина или женщина наблюдает за тобой.

Миссис Гринхауз тоже не поехала на бал, и я подозревала, что они проведут весьма приятный вечер с графом. Ну что же, это справедливо, пусть ему тоже будет хорошо, пока я развлекаюсь.

При входе в зал мы втроем являли весьма эффектное зрелище – Аннабелла в красном с черными кружевами, очевидно, и впрямь изображающая испанскую королеву, Розмари в нежно-голубом с золотом и я в светлом платье и жемчугах. Правда, Аннабелла вовсе не собиралась пропускать меня вперед, и когда распорядитель бала торжественно произнес: «Ее сиятельство графиня Дэшвилл, мисс Аннабелла Гринхауз, мисс Розмари Гринхауз», Аннабелла величественно шагнула вперед, так что публике могло показаться, будто эта дама и есть графиня Дэшвилл.

Решение пришлось принимать быстро, и, если я не хотела потерять свои позиции еще до бала, необходимо было что-то сделать, и немедленно. Без колебаний я зацепила край испанской мантильи за дверную ручку, так что красавице пришлось резко остановиться и отцепляться, приглушенно чертыхаясь, в то время как я, а за мной и Розмари уже вошли в зал.

Я услышала за собой восторженный шепот Розмари, которая все видела:

– Это было просто чудесно, я бы ни за что так не смогла!

– У меня не оставалось выбора, и, хотя это нехорошо, я должна была войти первой. – Я вовсе не была уверена, что Розмари не выдаст меня сестре, но полагала, что ей уже надоело скрываться в тени ослепительной Аннабеллы и казаться простой травинкой, неприметной рядом с пышным пионом.

– Надеюсь, она ничего не заметила, – коротко ответила Розмари.

Тут нас догнала покрасневшая от злости Аннабелла.

– Где ты застряла, сестрица? – совершенно невинно поинтересовалась Розмари.

– Тебя это не касается! – резко ответила та, очевидно и вправду не догадавшаяся о моей проказе.

«Ничего, это только начало, в пансионе я многое умела, и теперь мне только надо все это вспомнить». – Я усмехнулась про себя и принялась осматриваться.

Я вряд ли могла встретить здесь знакомых, и вся надежда у меня была на сестер Гринхауз, уж они-то наверняка кого-нибудь знали. И я не ошиблась – к нам тут же подошли два молодых человека, несколько развязных, и вертлявая рыжая девица, весьма похожая на одного из юношей.

– О, Аннабелла, наконец-то вы приехали! – вскричала девица, в то время как молодые люди целовали сестрам ручки. – И Розмари здесь, – добавила она довольно небрежно.