Честь и предательство

Каждый из мужчин был выдающимся мастером единоборств. Схватки состояли из трех пятиминутных раундов под наблюдением рефери. Бойцы выбирали одежду и снаряжение по собственному усмотрению. Разумеется, огнестрельное оружие было запрещено, как того требовали заветы Прародителя. По окончании трех раундов бригада из шести судей называла победителя. Однако чаще всего исход определялся загодя. Редкая схватка длилась положенные пятнадцать минут. Большинство боев прерывались из-за ранения. Многие кончались смертью. Любой судья или рефери мог остановить схватку, чтобы спасти жизнь побежденного.

Как только определялись десять победителей, особая комиссия распределяла между ними десять женщин, выбранных по жребию. Эти пары заключали двухгодичный брачный контракт, освященный именем императора. По истечении его срока супруги были вольны вернуться к прежней жизни. Однако после двух лет заточения в роскошных монастырях большинство женщин в том или ином качестве продолжали служить технократической религии. Мужчины за редким исключением становились офицерами Гвардии, и лишь немногие из них принимали сан жреца.

Главной, если не сказать единственной обязанностью супругов на эти два года было производить на свет детей, которых растили и воспитывали в учреждениях Люмина. Ребенок, в должной мере обладавший интеллектуальными задатками, становился жрецом либо жрицей. Физически одаренных мальчиков ждала многотрудная карьера офицера Изначальной Гвардии. Даже тем, кто был лишен нужных качеств, находилось достойное применение. Порой кое-кто позволял себе бестактно заметить, что уровень самоубийств среди бесталанных отпрысков элиты много выше среднего, однако такое случалось крайне редко. Официальное наказание за подобную вопиющую ложь не шло ни в какое сравнение с тем гневом, которое общество обрушивало на всякого, кто осмеливался критиковать Имперские браки и то кровопролитие, которое предшествовало их заключению.

Вдобавок, публика обожала схватки. Людям нравилось смотреть на крепких рослых юношей и миловидных девушек, уходящих со Стадиума, и представлять себе их грядущую жизнь в роскоши и довольстве. Зрителей восхищала сама мысль о том, что дети этих пар, взращенные и воспитанные доверенными, превосходно подготовленными специалистами, станут опорой имперского трона и Люмина.

Младенцы, которых то и дело показывали по стереовидению, становились всеобщими любимцами.

Перед закрытием каждого Дня Памяти распавшиеся пары и их потомство представали перед императором и ликующей толпой.

Император и его свита прибыли на Стадиум в особом поезде по отдельной колее. Эскалатор поднял их в ложу, украшенную гирляндами и наполненную тончайшими ароматами. Едва монарх в расшитом серебром и золотом наряде — его нельзя было спутать ни с кем — появился из темного жерла туннеля и оказался под лучами солнца, сотни тысяч возбужденных голосов на разные лады подхватили его имя:

— Ха-либ! Ха-либ! Ха-либ!

Лэннету казалось, что его внутренности плавятся под напором рева толпы. Энергия звука заставляла содрогаться и вибрировать даже громадные бетонные блоки трибун, пронизанные стальной арматурой. Бывали случаи, когда атлеты, оказавшиеся в самом фокусе этой неудержимой волны, падали без чувств. Однако это казалось пустяком перед лицом шумного ликования. Лэннет отдался ему всем сердцем и разумом, находя в нем покой. Ощущение сопричастности, единения с многотысячным людским организмом заставило его горло судорожно сжаться.

Империя. Общество. Чувства, надежды и чаяния целой Галактики слились в этом торжестве, символизировавшем связь с теми далекими временами, когда человечество скиталось среди звезд. В этот миг люди приветствовали живых, отдавая дань мертвым и легендарному прошлому.

Медленно, словно истощившая свои силы буря, рев начал смолкать.

Лэннет и Кейси стояли напротив императорской ложи среди паровианских делегатов. Кейси пользовался этой привилегией по праву бойца, бросившего вызов. Лэннет должен был уйти, как только начнется официальная церемония. Неподалеку в толпе посланников Атика стоял Орек.

Волнение не мешало Лэннету разглядывать спортсменов. Он не впервые присутствовал на Дне Памяти и знал, чего ожидать. Ничто, даже самое подробное описание, не смогло бы уберечь от потрясения человека, впервые посетившего праздник. Большинство атлетов были изнурены. Многие из них держались на ногах лишь с посторонней помощью. Другие были слишком возбуждены, чтобы стоять спокойно. Они не могли покинуть свои шеренги и приплясывали на месте, словно куклы-марионетки. Плачущих было не меньше, чем улыбающихся.

Лэннет с удивлением посмотрел на Кейси, сохранявшего непоколебимое спокойствие. Поймав его взгляд, принц повысил голос, стараясь перекричать нарастающий гул трибун:

— Я справлюсь. Я не подведу тебя. И все же я рад, что ты со мной. Я смогу тебя увидеть, когда все начнется?