Честь и предательство

— В этом году нас ожидает особенный День Памяти. Нам стало известно о мятежниках, подстрекателях и террористах, тревожащих покой наших подданных. Наш праздник, как всегда, служит напоминанием для тех, кто забыл, что сама эта церемония есть краткое описание пути, пройденного Галактикой Гомера. В этом году впервые за десятилетие состоятся сразу две дуэли. Я рад представить вам их участников. Пусть на них посмотрят те, кто пытается подорвать порядок в империи. Пусть они заглянут в души отважных бойцов, которые суть гордость и цвет Галактики. Пусть наши враги знают, что честь и доблесть живут в сердце каждого из наших подданных. Пусть они смотрят и внимают, пусть они вопят от страха! День Памяти объявляю открытым!

Несколько долгих минут над Стадиумом не утихал оглушительный рев, волнами прокатывающийся по трибунам. Великий Раскол лишил обитателей Галактики исторических корней, они не ведали иных пращуров, кроме первых колонистов, и теперь устами зрителей взывали к далеким незнакомым родичам, от которых их отделяли громадные космические просторы.

Мало-помалу шум утих.

Перекрывая мерный гул голосов, громкоговорители вызвали на арену первых бойцов — офицера Изначальной Гвардии Орека, отпрыска Имперского брачного союза и победителя Имперских дуэлей, и Кейси, принца Паро.

Откровенная бесцеремонность устроителей состязания вывела Лэннета из себя. Орека представили героем Атика, а Кейси — кем-то вроде заезжего гастролера из провинциального захолустья. Зрители встретили его вежливыми аплодисментами, а Ореку устроили шумную овацию.

Рефери и судьи появились в тех самых воротах, через которые уходили музыканты. Как только они поравнялись с Лэннетом, один из них, старый друг капитана, поймал его взгляд. Лэннет отрицательно качнул головой. Судья нахмурился и продолжал шагать. Лэннет заметил, что он переговаривается с коллегами.

Кейси торопливо пересек необъятное поле.

Орек двигался ему навстречу уставным шагом, которым подразделения Гвардии выступали при подавлении бунтов — поднимая ногу до уровня пояса. В его уверенной походке было нечто искусственное, неживое. Черно-синий керметовый панцирь и шлем с забралом из металлического стекла с односторонней прозрачностью еще больше подчеркивали сходство Орека с бездушной машиной.

Бойцы сошлись точно напротив императорской ложи.

В согласии с требованиями ритуала, жрец Люмина прочел им правила схватки. Лэннет пропустил его слова мимо ушей, всецело сосредоточив внимание на Кейси, мысленно посылая ему напоминание о манере Орека, который с чрезмерной энергией размахивал тяжелым мечом из стороны в сторону, оставляя беззащитными бока, разумеется, если противник успевал уклониться от его ударов. Кейси отказался надеть тяжелые доспехи, ограничившись стеганым костюмом из сверхпрочной найпронной пряжи с сетчатой кольчугой. Волокна найпрона с успехом противостояли режущим ударам, но были бессильны против укола. Лэннету оставалось лишь надеяться, что Орек не прячет в сапоге кинжал. В отличие от твердого панциря, тканый костюм не обладал способностью перераспределять давление на большую площадь. Сильный точечный удар вызывал мгновенный некроз тканей даже в отсутствие открытых ран. Кейси уповал на преимущества, которые ему давал острый как бритва длинный меч в сочетании с высокой подвижностью. К его левой руке был прикреплен ремнями небольшой чуть выпуклый квадратный щит из тонкого металла с вертикальными изумрудно-бирюзовыми полосами цветов Паро. Стальной шлем, раскрашенный подобным же образом, оставлял лицо принца открытым.

Под щитом Кейси в кожаной петле висел стилет — длинный конический стержень из закаленной стали, по сути дела, жалящее острие с рукояткой. Его форма давала человеку возможность без остатка вложить свою силу в проникающий удар. Бывали случаи, когда, оказавшись в отчаянном положении, бойцы умудрялись пронзить самый прочный панцирь и кость, которую он покрывал.

Лэннет прижался спиной к стене. С минуты на минуту должна была решиться судьба его лучшего друга, но он ничем не мог ему помочь.

Глава 9

Напутственные речи жреца доносились до Кейси словно из тумана; не заметил он и того, как спортсмены покинули поле. Подумав о предках, благословивших этот варварский обычай, он решил, что если эти люди и впрямь наслаждались убийством, то остается лишь радоваться тому, что они давно умерли. Сам он еще никогда не ощущал так остро биение жизни и радость бытия, которую не могла омрачить даже легкая грусть. Перед его внутренним взором с быстротой молнии промелькнули видения детства; лучи солнца ласково нежили его кожу, в воздухе носился густой аромат влажной травы.

Эта мысль вернула его к суровой реальности. На мокрой траве легко поскользнуться.