— Как ты думаешь, что с тобой будет, если ты убьешь меня? Неужели ты думаешь, что наместник будет сидеть сложа руки, когда узнает, что бандит убил одного из преторианцев императора? Если Нерон узнает об этом, для правителя это будет очень плохо.
— Император должен будет сначала услышать новости. А Лондиниум далеко от Рима.
— Недостаточно далеко, к сожалению для тебя. Как только Нерон узнает, что ты сделал, он пошлет претору весточку, чтобы тебя арестовали и казнили.
Макрон сделал небольшую паузу, чтобы его слова дошли до сознания собеседника.
— Так что избавь меня от своих угроз.
Мальвиний фыркнул.
— Может быть ты и прав, я не могу просто взять и убить тебя. Но я могу уничтожить тебя с такой же уверенностью. Я могу устроить все так, что твое предприятие сгорит дотла. Я могу просто дать слово, чтобы никто в Лондиниуме не имел дел с тобой и твоей матерью. Или я могу добавить яд в твое вино, чтобы ты нес ответственность за болезни или смерть твоих клиентов. Ты солдат. Ты знаешь, как это бывает. Ты можешь охранять себя только с одного направления, а я могу ударить с любого направления и в любое время.
— Ты можешь попытаться, — упрямо возразил Макрон, даже признавая, что оказался в более уязвимой ситуации, чем предполагал сначала.
Мальвиний с жалостью покачал головой.
— Мне бы не хотелось причинять тебе вред, учитывая те жертвы, которые ты принес ради Империи. Те же жертвы, которые принесли нам эту провинцию и дали мне возможность разбогатеть. Ничто не помешает тебе и твоей матери сколотить состояние, даже после того, как вы заплатите то, что причитается мне. Мы все можем выйти из этого в плюсе, центурион. Вот как ты должен думать об этом. Играй по моим правилам, как все в Лондиниуме, и мы все выиграем. Если ты откажешься, то причинишь мне небольшие неудобства, но не более, в то время как ты и твои близкие будут раздавлены. Я уверен, ты видишь, что это бессмысленно. Кроме того, мне всегда пригодится такой человек, как ты, на моей стороне. Кто-то с талантом к насилию. Я бы сделал так, чтобы твои усилия были оценены достойной платой.
Макрон усмехнулся.
— Работать на тебя? Сладкая мать Юпитера. Я бы скорее засунул свои яйца в мясорубку.
Мальвиний криво улыбнулся.
— Кажется, я нашел твое слабое место, если можно так сказать.
Макрон почувствовал, что его вспыльчивость нарастает, и сжал кулаки. Ему стоило больших усилий заставить себя сохранять спокойствие, и он ответил сквозь стиснутые зубы.
— Я не твой человек. И никогда им не стану.
— Ты говоришь это сейчас. Я понимаю, что тебе нужно время, чтобы обдумать мое предложение. А пока не забудь заплатить мне то, что должен.
Дотянувшись до шнура на шее, Макрон перекинул его через голову и бросил кошель Мальвинию, который ловко поймал его.
— Вот твои деньги, — прорычал он. — Это то, что моя мать должна была заплатить тебе. Но теперь, когда я здесь, это последний платеж.
— Если ты согласишься работать на меня, то так и будет. В противном случае…
Мальвиний поднял тяжелый мешочек с золотыми монетами: — Через три месяца я снова буду ожидать того же. Если ты решишь ослушаться меня, ты знаешь, чего ожидать.
Выражение его лица потемнело.
— А если ты бросишь мне вызов, клянусь всем, что я свято чту, ты будешь сожалеть об этом моменте всю оставшуюся жизнь. Я предлагаю тебе вернуться в трактир и обдумать мое предложение. Я даю тебе десять дней, чтобы сообщить мне свой ответ. — Он сделал несколько шагов ко входу в жаркую комнату, затем остановился и оглянулся через плечо. — Хорошо подумай, центурион. И еще одно. Я не люблю, когда в терме говорят о делах. Так что держись подальше от меня. Если еще раз увидишь меня здесь, уходи. Пока еще можешь делать это сам.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Макрон был в мрачном настроении, когда снова проходил через ворота в штаб-квартиру наместника. Снег перестал падать незадолго до этого, и тучи рассеялись, впервые за несколько дней обнажив солнце. Свежее белое покрывало накрыло грязную слякоть на улицах и закопченные крыши. Лондиниум был облачен в белоснежный саван, ослепляющий глаза. У более праздной души эта сцена могла бы вызвать восторг, но Макрон безучастно плелся по ней, его густые брови хмурились над темными глазами. Он сунул свой витис под мышку и быстро потирал руки, пытаясь согреть их. Теперь, когда всякая надежда заключить сделку с Мальвинием рухнула, ему и его матери придется либо подчиниться воле проходимца, либо столкнуться с неприятными последствиями.
Вернувшись из термы, он повел Петронеллу во двор таверны, чтобы рассказать о том, что произошло вне пределов слышимости матери.
— Ты считаешь его угрозы серьезными? — спросила Петронелла. — Я никогда не слышала, чтобы какие-либо банды в Риме были такими безжалостными.
— Может, и нет, но мы не в Риме. Это пограничный город, и здесь действуют другие правила.
— Какие правила? Если Мальвинию это сходит с рук, то какой смысл в каких-либо законах? А если нет закона, нет цивилизации, и что тогда отделяет нас от варваров?