Честь семьи Прицци

Чарли последовал за ней в глубь дома. У раздвижных дубовых дверей она тихо постучала. Услышав приглушенное «входите», Чарли вошел, и Амалия затворила за ним двери. В комнате, обитой темным деревом, мебель и вся обстановка были тяжелые и строгие, к чему обязывало ее серьезное предназначение — тут принимали пишу и проводили деловые встречи. Окна были плотно зашторены. В центре стола тускло поблескивали в корзине восковые фрукты. Лампа под красным абажуром с розовой бахромой лишь наполовину освещала лица собравшихся, которые всем прочим типам деловой обстановки предпочитали полумрак.

За пустым обеденным столом сидели Винсент Прицци и отец Чарли — два пожилых американских бизнесмена итальянского происхождения, в черных костюмах, при галстуках, в белых рубашках и блестящих туфлях. Их лица, обыкновенно хранившие выражение самое приятное, доброжелательное и вежливое, теперь помрачнели и нахмурились.

Винсент Прицци был сложён как трактор. Все в нем поражало суровой тяжестью: речь, подбородок и даже понятия о справедливости. Это был в высшей степени серьезный человек. Когда он пил, то, прежде чем сделать глоток, сначала полоскал рот, а потом процеживал жидкость сквозь зубы. Когда–то он работал инфорсером у своего отца, как сейчас Чарли у него. Но видеть Чарли он старался как можно реже, и виной тому было оскорбление, что нанесла им Мэйроуз почти десять лет тому назад. Он знал, что не прав, но не мог простить Чарли по трем причинам. Во–первых, Чарли был опозорен и тем самым запятнал честь семьи Прицци. Во–вторых, он мог бы жениться на другой женщине, чтобы позволить им благополучно забыть об этой истории, но он так и не женился. И как прикажете ему, Винсенту, разговаривать с собственной дочерью или выдавать ее замуж, если мужчина, которого она оскорбила, по сию пору остается холостым? Винсент хоть и не обижал Чарли, но в его присутствии бывал внутренне напряжен и смущен, тем более что не слишком, как ему казалось, умел скрывать свое отношение. Он совсем не жаждал загладить перед ним вину Мэйроуз, а только делал вид, понимая, что разлад с заместителем идет во вред ему как боссу. И это была третья причина недолюбливать Чарли. С Чарли он общался в основном через Анджело, что очень некстати укрепляло позиции отца и сына Партанна в семье, но уж больно тяжело Винсенту давались личные встречи.

У Винсента были пронзительные глаза, взгляд которых наводил ужас. Они жгли, точно лазерные лучи или вселенские молнии. Однако вызвано это было его близорукостью и нежеланием носить очки. Двигался он с трудом, иногда прихрамывая, а порой вообще не мог ходить. Каждую неделю он отсылал сто долларов в монастырь Сестер Святой крови, чтобы сестры сообща молились о нем Сан–Джерардо, покровителю всех страдающих подагрой.

Анджело Партанна был на голову выше и десятью годами старше Винсента. Анджело славился тем, что самые жестокие дела, требующие убийств или подкупа, он проворачивал в самом благодушном и веселом настроении. Боль, жадность, страх были для него не более чем простой товар. После смерти матери Чарли в 1950 году, Анджело стал большим ловеласом. Седой и лысый, точно американский гриф, с белыми усами а-ля Пуччини, он всегда был безупречно элегантен. Бугристой кожей цвета какао и носом–клювом, как у попугая, он был, наверное, обязан генам некоего арабского завоевателя, явившегося в западную Сицилию сотни лет назад. Чарли был похож на отца, как лошадь на попугая. Сходство проявлялось больше в жестах и речи, чем в чертах лица.

Чарли унаследовал разве что непроницаемые выпуклые глаза Анджело. Оба были рождены, дабы служить своему феодальному синьору, и в этом отношении время для сицилийцев как будто остановилось.

Отец и сын Партанна, главные защитники семьи Прицци, несли службу по охране всех владений Прицци, поскольку все их владения принадлежали также Партанна, Сестеро и Гарроне — именно в такой очередности.

— Садись, Чарли, — сказал дядя Винсент.

Чарли взял стул и сел, привычно приготовившись изводить его своим присутствием.

— Я рассказал Эдуардо, Чарли, насчет страховки от похищения, — сказал отец. — Он проконсультировался со страховыми юристами, и они говорят, что это ценная находка.

— Хорошо, — кивнул Чарли.

— Боже, моя подагра меня убивает, — пожаловался Винсент.