Женщины в кругу Коррадо Прицци знали, что он любит касаться их рук, и виной тому служит не чувственность (давно почившая с возрастом), но желание ощутить дородность, мягкость или твердость, а также проникнуть таким образом в их тело и сознание. Он знал это по собственному опыту, полученному в детстве. Итак, держа Мэйроуз за руку, дон Коррадо принялся буравить ее сознание своими маленькими ледяными глазками. За окном лежал Манхэттен, точно поле каменной спаржи, а далее простиралась бесконечная бетонная простыня Америки.
— Амалия сказала мне, — зашелестел дон Коррадо, — что ты желаешь поблагодарить меня за разрешение вернуться домой, но я глава семьи, и кому, как не мне, надлежало обратиться к твоему отцу с просьбой о твоем водворении на место, занимать которое и есть твое неотъемлемое право?
— Благодарю вас, дедушка, — не менее напыщенно отвечала Мэйроуз, — вы вернули меня из чистилища, и я возвратилась в благодатное лоно семьи. Сердце мое, как никогда, исполнено радости.
— При твоем уме, силе и выносливости тебе следовало родиться мужчиной. Хочешь печенье?
— Это я должна преподнести вам подарок, дедушка.
— Что ж, не скрою — я всегда любил подарки.
Мэйроуз достала из сумки конверт, открыла его и вынула три фотографии, которые протянула дону Коррадо.
— Ах, кто эта красавица?
— Это жена Чарли Партанны, дедушка.
— Жена? Он женился? Когда? Почему я ничего не знаю? Свадьбы, рождения и похороны — это важнейшие события в семье.
— Это случилось внезапно, дедушка, в Калифорнии.
— Ну и ну.
— Дедушка, мой подарок — не просто фотографии. Вы помните убийство Луиса Пало?
— Да.
— Его убили, когда он сидел в машине на парковке у бара Престо Чиглионе в пригороде Лас–Вегаса.
— Я помню.
— Я отвезла эти фотографии Чиглионе, уважаемому человеку, и попросила его показать их людям, что работают у него в баре. Там есть одна девушка, которая в ту ночь была неподалеку, и она говорит, что видела эту женщину. Та села в машину к Луису, а через некоторое время вышла, взяла что–то из багажника и уехала.
— И это жена Чарли?
— Да, дедушка.
— Это очень серьезно, внучка.
— Еще как! Она украла у вас семьсот двадцать две тысячи долларов. Половину она отдала обратно ради спасения своей шкуры, но триста шестьдесят тысяч по–прежнему у нее.
— Что ты предлагаешь?
— Она убила Луиса и украла деньги семьи. Она оскорбила нашу честь и должна заплатить за это, не правда ли?
— А как же Чарли?
— Думаю, что Чарли не знает подробностей. Он знает только, что она была женой подельника Луиса. Но раз он женился на ней, пусть в виде искупления вины с ней и разделается.
— Да, теперь ты его судья и назначаешь ему наказание. — Дон Коррадо смотрел на Мэйроуз с восхищением. — Ты, как и я, ничего не прощаешь.
Мэйроуз скромно опустила глаза.
— Я подумаю об этом, — пообещал старик, — задам кое–какие вопросы. Мой долг как главы семьи не допускать, чтобы торжествовала несправедливость.
Глава 25
После десятилетнего изгнания Мэйроуз вернулась в отцовский дом под видом удрученной старой девы. Волосы она собирала в тугой пучок на затылке, не пользовалась косметикой, лишь густо пудрила лицо и чернила черным карандашом под глазами. В черной шали поверх черного платья она ходила, потупившись, будто стыдилась–поднять глаза.
Винсент глядел на нее и не узнавал в ней ту красивую, жизнерадостную девушку, которую он когда–то изгнал из семьи. За прошедшие годы он часто думал о ней, знал, что она живет в старой квартире, где он мальчиком жил с родителями, из окон которой видна вентиляционная шахта и где слышно, как пищат и возятся крысы у люльки соседского ребенка. Но ему и в голову не могло прийти, что Мэйроуз так изменилась. Поглядев на нее, Винсент заплакал. Он распахнул объятия. Он долго прижимал ее к себе, подпирая макушкой ее подбородок, и не видел торжествующего блеска ее мрачных глаз. Интересно, долго ли она проторчит в этой дыре, прежде чем удастся осуществить задуманное? Мэйроуз надеялась, что за два–три месяца она расквитается с отцом, устранит Айрин и завоюет Чарли. Самое большее, за четыре.