Читаем Честь снайпера полностью

— Сыр — это фета. Крета — это Крит, греческий остров на Средиземном море. Мы высаживались туда в 1941-м. Нас обстреливали с земли всё время, что мы падали.

— Не пытайся вы захватить их остров — они не стреляли бы.

— Я понимаю их точку зрения и военную необходимость. Так что ничего личного.

— Мой муж, Дмитрий, был лётчиком. Он не сумел покинуть самолёт, сгорев в нём заживо. Немецкие зажигательные пули.

— Полагаю, там тоже не было ничего личного. Пусть даже вы и Дмитрий так не считаете. Много моих товарищей похоронено в снегах и пшенице, так что я кое-что знаю о горе и страдании. А кто эти люди с вами?

Он указал на другую сторону дороги, и они оба посмотрели на пленников, остервенело пожирающих немецкие пайки.

— Простой народ. Учитель и крестьянин. Никаких тонкостей. Они ничего не значат.

— Я не могу их отпустить. Эсэсовцам они тоже нужны.

Она ничего не ответила. Солнце освещало её лицо — тихое и спокойное. Ещё раз затянувшись, она выпустила клуб дыма, на удивление безразличная к себе и обстоятельствам вокруг нёе.

— За вами идёт СС. Вы же на удивление спокойны. Это впечатляет.

— Я и не думала, что выживу. Я уже приняла смерть. Грёдль убит, а всё остальное ничего не значит. Никто из моей семьи не выжил, так что я встречу их на небесах — если они вообще есть. Майор, вы выглядите цивилизованным человеком. Могу ли я просить вас… нет, умолять вас? Я понимаю, что я — ваш трофей и вы получите за меня награду. Но отпустите этих двух. Они — просто беглецы. Я же — ваш билет к выживанию. Они безобидны. Спросите себя сами — какая вам разница?

— Я искренне ненавижу ваш тип людей — эдакие благородные герои. Видите, тот парень, что кормит ваших друзей? Он их даже рассмешил. Так вот, он тоже такой же — благородный. Аж до тошноты. У него шесть нашивок за ранение и знак отличия за семьдесят пять атак. Семьдесят пять! Примерно до 1942-го знаков отличия хватало, но более важных уже не было. По политическим мотивам СС уничтожили бы его немедленно — имей они такой шанс. Они знают о его подрывных наклонностях. Я бы хотел отправить его домой: он этого заслужил. Как и другие мои парни. Они все этого заслужили. А если я не выдам ваших друзей эсэсовцам, Вилли домой не попадёт — как и остальная группа, которые уже больше чем моя семья. Они пропадут здесь, на этой проклятой горе — ни за что. Это очень важно, и поэтому я не могу помочь вам — хоть и хочу это сделать. Если мне придётся взвесить жизни ваших друзей и жизнь Вилли — а, судя по всему, именно так мне и придётся поступить — я определённо выберу Вилли. Я говорю об этом потому, что желаю дать понять — мои мотивы продиктованы не злобой, пусть с вашей точки зрения они и приводят к злобным результатам.

— Ничего личного.

— Откровенно говоря, я ощущаю тут личные мотивы, и мне это не нравится. НО долг есть долг.

— Я ценю, офицер, ваше цивилизованное обращение со мной и готовность слушать.

— Я ценю, сержант снайпер, ваше хорошее поведение. Это знак доброго происхождения.

* * *

Прошёл час. Трое пленников доедали последний ужин. Бойцы занимали свои обычные боевые позиции, а два наблюдательных дозора в полумиле вниз по дороге на Яремче были готовы сообщить о панцервагенах карательного батальона либо о наступающих русских. Карл сидел в связной палатке, вместе с Вилли слушая развитие событий по радио.

Он курил и думал. Наконец, он решил прикончить последний запас английского трубочного табака, принесшего Карлу богатое мощное просветление в голове. Разрывы снарядов и вой ракет звучали постоянно, хоть и меняли интенсивность, то стихая, то снова разгораясь. Огня ручного оружия всё ещё не было слышно — это значило, что битва была ещё слишком далеко, чтобы принимать её во внимание.

Его задумчивость прервал связист.

— Карл, Хорст вызывает.

— Да? — ответил Карл в трубку. — Слушаю, это Карл.

— Карл, я их вижу. Они в нескольких милях. Три панцервагена СС, идут по дороге.

— Отлично, принял. Прикинь, когда будут здесь?

— Полагаю, минимум через полчаса.

— Хорошая работа. Ладно, возвращайся сюда, на позицию.

— Да, Карл.

— Брось телефон. Не трать времени на сматывание кабеля. Так или иначе — телефон нам уже не понадобится.

— Понял. Конец связи.

— Конец связи.

Он поднялся и подозвал к себе Вилли.

— Мне нужна сухарная сумка с хлебом — а не с гранатами. Положи ещё овощей и бутылку чистой воды.

— Карл, что ты задумал?

— Вилли, делай, что сказано. Я здесь офицер.

— Да, Карл.

Карл подошёл к трём пленникам, сидевшим в окопе.

— Итак, — сказал он, — я решил отпустить двух мужчин. Вилли соберёт вам припасов. Я советую вам идти через ущелье, затем взять правее и найти пещеру или хотя бы овраг в нескольких милях от дороги. Вам вряд ли захочется быть на этой стороне хребта, когда здесь начнётся сражение. Кругом будут стрелять, в том числе из миномётов. Когда мы блокируем дорогу — будет сильный взрыв. Оставайтесь в укрытии как минимум сутки после того, как стрельба утихнет. Затем выходите с поднятыми руками и ищите своих людей. Они будут готовы стрелять во всё, что шевелится, так что лучше найдите офицера или толкового унтера, который успокоит остальных.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тень гоблина
Тень гоблина

Политический роман — жанр особый, словно бы «пограничный» между реализмом и фантасмагорией. Думается, не случайно произведения, тяготеющие к этому жанру (ибо собственно жанровые рамки весьма расплывчаты и практически не встречаются в «шаблонном» виде), как правило, оказываются антиутопиями или мрачными прогнозами, либо же грешат чрезмерной публицистичностью, за которой теряется художественная составляющая. Благодаря экзотичности данного жанра, наверное, он представлен в отечественной литературе не столь многими романами. Малые формы, даже повести, здесь неуместны. В этом жанре творили в советском прошлом Савва Дангулов, Юлиан Семенов, а сегодня к нему можно отнести, со многими натяжками, ряд романов Юлии Латыниной и Виктора Суворова, плюс еще несколько менее известных имен и книжных заглавий. В отличие от прочих «ниш» отечественной литературы, здесь еще есть вакантные места для романистов. Однако стать автором политических романов объективно трудно — как минимум, это амплуа подразумевает не шапочное, а близкое знакомство с изнанкой того огромного и пестрого целого, что непосвященные называют «большой политикой»…Прозаик и публицист Валерий Казаков — как раз из таких людей. За плечами у него военно-журналистская карьера, Афганистан и более 10 лет государственной службы в структурах, одни названия коих вызывают опасливый холодок меж лопаток: Совет Безопасности РФ, Администрация Президента РФ, помощник полномочного представителя Президента РФ в Сибирском федеральном округе. Все время своей службы Валерий Казаков занимался не только государственными делами, но и литературным творчеством. Итог его закономерен — он автор семи прозаико-публицистических книг, сборника стихов и нескольких циклов рассказов.И вот издательство «Вагриус Плюс» подарило читателям новый роман Валерия Казакова «Тень гоблина». Книгу эту можно назвать дилогией, так как она состоит из двух вполне самостоятельных частей, объединенных общим главным героем: «Межлизень» и «Тень гоблина». Резкий, точно оборванный, финал второй «книги в книге» дает намек на продолжение повествования, суть которого в аннотации выражена так: «…сложный и порой жестокий мир современных мужчин. Это мир переживаний и предательства, мир одиночества и молитвы, мир чиновничьих интриг и простых человеческих слабостей…»Понятно, что имеются в виду не абы какие «современные мужчины», а самый что ни на есть цвет нации, люди, облеченные высокими полномочиями в силу запредельных должностей, на которых они оказались, кто — по собственному горячему желанию, кто — по стечению благоприятных обстоятельств, кто — долгим путем, состоящим из интриг, проб и ошибок… Аксиома, что и на самом верху ничто человеческое людям не чуждо. Но человеческий фактор вторгается в большую политику, и последствия этого бывают непредсказуемы… Таков основной лейтмотив любого — не только авторства Валерия Казакова — политического романа. Если только речь идет о художественном произведении, позволяющем делать допущения. Если же полностью отринуть авторские фантазии, останется сухое историческое исследование или докладная записка о перспективах некоего мероприятия с грифом «Совершенно секретно» и кодом доступа для тех, кто олицетворяет собой государство… Валерий Казаков успешно справился с допущениями, превратив политические игры в увлекательный роман. Правда, в этом же поле располагается и единственный нюанс, на который можно попенять автору…Мне, как читателю, показалось, что Валерий Казаков несколько навредил своему роману, предварив его сакраментальной фразой: «Все персонажи и события, описанные в романе, вымышлены, а совпадения имен и фамилий случайны и являются плодом фантазии автора». Однозначно, что эта приписка необходима в целях личной безопасности писателя, чья фантазия парит на высоте, куда смотреть больно… При ее наличии если кому-то из читателей показались слишком прозрачными совпадения имен героев, названий структур и географических точек — это просто показалось! Исключение, впрочем, составляет главный герой, чье имя вызывает, скорее, аллюзию ко временам Ивана Грозного: Малюта Скураш. И который, подобно главному герою произведений большинства исторических романистов, согласно расстановке сил, заданной еще отцом исторического жанра Вальтером Скоттом, находится между несколькими враждующими лагерями и ломает голову, как ему сохранить не только карьеру, но и саму жизнь… Ибо в большой политике неуютно, как на канате над пропастью. Да еще и зловещая тень гоблина добавляет черноты происходящему — некая сила зла, давшая название роману, присутствует в нем далеко не на первом плане, как и положено негативной инфернальности, но источаемый ею мрак пронизывает все вокруг.Однако если бы не предупреждение о фантазийности происходящего в романе, его сила воздействия на читателя, да и на правящую прослойку могла бы быть более «убойной». Ибо тогда смысл книги «Тень гоблина» был бы — не надо считать народ тупой массой, все политические игры расшифрованы, все интриги в верхах понятны. Мы знаем, какими путями вы добиваетесь своих мест, своей мощи, своей значимости! Нам ведомо, что у каждого из вас есть «Кощеева смерть» в скорлупе яйца… Крепче художественной силы правды еще ничего не изобретено в литературе.А если извлечь этот момент, останется весьма типичная для российской актуальности и весьма мрачная фантасмагория. И к ней нужно искать другие ключи понимания и постижения чисто читательского удовольствия. Скажем, веру в то, что нынешние тяжелые времена пройдут, и методы политических технологий изменятся к лучшему, а то и вовсе станут не нужны — ведь нет тьмы более совершенной, чем темнота перед рассветом. Недаром же последняя фраза романа начинается очень красиво: «Летящее в бездну время замедлило свое падение и насторожилось в предчувствии перемен…»И мы по-прежнему, как завещано всем живым, ждем перемен.Елена САФРОНОВА

Валерий Николаевич Казаков

Политический детектив / Политические детективы / Детективы