Теперь действуй. Используй мозг. Папа говорил, что ты умная, и все учителя тоже так говорили. Осознай это.
Анализируй, анализируй, анализируй. Чтобы решить проблему — нужно понять её суть. Это работает как в физике, так и в войне, политике, медицине — в любой продвинутой области человеческой деятельности. Нужно определить, что на самом деле является истиной и отделить это от вещей, чьей истинности вы желаете.
В этом была вся истинная вера папы, которая его и сгубила.
Её папа был биологом-агрономом, в чью задачу — как и всех других людей этой специальности — входило увеличение урожайности пшеницы. Родина-матушка существовала благодаря пшенице: из зерна рождался хлеб, а из хлеба — жизнь. Кто-то однажды сказал, что хлеб — это материал жизни. Её отец смеялся над этим: нет, говорил он. Материал ни при чём. Хлеб — это и есть жизнь.
Его образование строилось на твёрдой вере в генетику отца Менделя. Увы, на Украине крестьянский гений Трофим Лысенко верил в гибридную генетику. Его услышал Сталин и вскоре наделил властью, что побудило его развивать свои теории: сперва статьями в журналах, затем предостерегающими беседами с деканами факультетов и, наконец, визитами секретной полиции.
Но её отец не подчинился. Невозможно изменить пшеничный колос в лаборатории и ожидать, что изменения закрепятся в последующих поколениях. Отец Мендель уяснил это сто лет назад. Эту истину невозможно опровергать. И если построить советскую сельскохозяйственную политику на зыбких теориях гибридизации — это будет равносильно гарантированному провалу и ввержению миллионов людей в смертельный голод.
Это вовсе не значило, что Фёдор Петров был героем. Вовсе нет. Он был мягким, спокойным человеком, искренним во всём, любящим мужем и отцом троих детей. Но он был обречён говорить правду, и говорил вплоть до своего исчезновения. За пшеницу.
Теперь она падала в другую яму: горечь. Она пыталась стереть из памяти ночь, когда она узнала, что отца арестовали, долгие месяцы без единой вести и наконец неофициальную, но абсолютно не случайную встречу её матери с одним из университетских коллег отца, который также неформально сообщил, что отец умер от туберкулёза в сибирской тюрьме.
Вот так. Эту боль нельзя было выразить словами, равно как и последующую: по матери, по братьям, по мужу. Даже великий Достоевский со всеми своими призрачными, мятущимися бормотаниями не смог бы подобрать слов, чтобы выразить её.
Выживи и попытайся забыть.
Снова папа: собери свой снайперский мозг. Соберись, сконцентрируйся, увидь, пойми. Не показывайся, спрячь свои прекрасные глаза и тело — стань землёй, ветром, деревьями. Стань снайпером и отплати им, отплати им всем!
Анализируй, думай, пойми. Господь дал тебе мозг, так что используй его.
Что ты знаешь?
«— Я знаю, что мы попали в немецкую засаду. Большинство наших погибло. Я убежала…»
Нет, нет. Не трать времени на себя. Кого волнует, как убежал снайпер? Она убежала, впереди ещё всякое будет. Охарактеризуй германскую атаку.
«— Весьма тренированные. Лучшие мастера войны в мире. Они напали на нас, и каждый из них рутинно убил пятерых наших, как и в любом другом противостоянии. У них лучшее снаряжение, более толковые офицеры более креативные солдаты. Мы побеждаем их только в силу численности. Если они убивают пятерых из нас и теряют одного, то от нас приходит шестой и затем десятый, и, наконец, мы победим их количеством пролитой крови. Мы превзойдём их в самопожертвовании. Мы перестрадаем их. Мы очищаем минные поля, маршируя по ним.
И даже при всех этих истинах результат ночи был ошеломляющ. Он превосходил всё, виденное ею за полгода в Сталинграде и в тот убийственный день под Курском.
Особенно учитывая, что немцев было совсем немного — а так и было, поскольку большому отряду сложно было бы маневрировать и размещаться настолько скрытно, они давали бы о себе знать. Партизаны Бака были хозяевами леса, так что как можно было одурачить их, если не будучи ещё более опытными хозяевами?
Небольшая, тихая элитная группа. Несколько человек. «Несколько» — это сколько?
Два тяжёлых ствола. Она узнавала более мощные выстрелы патронов 7,92 мм, посылающих пули с немыслимой скоростью. Остальные — пистолеты-пулемёты, они звучали легче и более отрывисто, располагаясь напротив тяжёлых стволов. Автоматическая природа этого оружия заставляла думать, что атакуют тысячи, в то время как там могло быть всего несколько бойцов. Маузеров К98 она вообще не слышала — у всех было автоматическое оружие. У всех. Это было редкостью. Если у всех были пистолеты-пулемёты, это значит, что их особенно готовили. Это, должно быть, какая-то команда, специальный отряд, а не просто взвод, блуждающий в Карпатах в поисках, кого бы подстрелить.