Честь снайпера

Дым от пылающей деревни заволакивал все вокруг, поэтому Салид перенес свой командный пункт на полкилометра вверх по дороге. Отсюда он видел только стену дыма, поднимающиеся к небу черные столбы и языки пламени, пожирающие деревянные постройки. Для бойцов полицейского батальона так тоже было лучше, потому что они не слышали криков жителей деревни, запертых в объятой пламенем церкви, хотя сам Салид не обращал на это никакого внимания.

— Есть что-нибудь? — рявкнул он по-сербски, обращаясь к Аккову.

— Ничего, — ответил тот, застыв у телефона.

Гауптштурмфюрер поежился. Ему непременно нужно схватить эту женщину. Она слишком много значила. Если она окажется у него в руках, он героем вернется к солнцу и песку родной пустыни. И дело было не в честолюбии.

Салид сделал все это ради Аллаха. В душе своей он верил в главенство Аллаха над всеми народами. Те, кто не отдал себя Аллаху, — неверные, недостойные жить на земле, обреченные после смерти гореть в аду. И раз им предстоит вечно терпеть такие муки, какая разница, если им придется немного помучиться и сейчас?

«О Аллах! — мысленно обратился к Всевышнему Салид, — я смиренно прошу тебя благосклонно взглянуть на деяния твоего слуги Юсуфа Салида, который хочет только ублажить и подчиниться, в надежде заслужить право после смерти попасть на небеса. Пожалуйста, пожалуйста, преподнеси мне этот дар, это все, о чем я прошу, это все…»

— Господин гауптштурмфюрер! — окликнул его Акков. — Это Грауфельдт!

Салид схватил трубку.

— Докладывает Грауфельдт!

— Что там у вас?

— Кажется, поисковые группы установили зрительный контакт. Все дело в собаках, господин гауптштурмфюрер. Когда они на поводке, они скулят и повизгивают, стремясь освободиться, но когда их спускают, их лай становится звонким и более редким, потому что они несутся на полной скорости. Проводники не спустили бы собак, если бы не видели добычу. Собаки, господин гауптштурмфюрер! Собаки спущены, и они возьмут Белую Ведьму!

Собаки стремительно приближались. В лучах солнца длинные белые клыки сверкали подобно парадным кинжалам солдат СС, из раскрытых пастей капала слюна, в горле клекотало глухое рычание. Собаки видели добычу.

Учитель проверил свой ни разу не стрелявший «Стэн», убеждаясь в том, что он заряжен, затвор на боевом взводе и не заперт рычажком предохранителя. Учитель не сомневался в том, что первой очередью убьет сразу несколько тварей, быть может, успеет всадить пули во всех шестерых, прежде чем они на него набросятся. А тогда, если повезет, он достанет «Фроммен» калибра 6,35 мм, до недавних пор остававшийся единственным средством защиты, и убьет или ранит остальных. Но Учитель сознавал, что собаки собьют его с ног, вонзят в него острые клыки, поэтому он вряд ли сможет…

Небо разорвал оглушительный гул.

Это было похоже на хор обезумевших призраков или каких-то других пришельцев из потустороннего мира: пронзительное, полное разноголосых интонаций завывание, крик смерти, крушение цивилизации, рык голодных гарпий, жадно набросившихся на свою добычу. Затем визг затих, погребенный в низком, утробном реве, возглашающем об огне и смерти.

Учитель узнал этот звук. Это был залп двадцати четырех реактивных снарядов, выпущенных с установки БМ-12 «Катюша», которым через считанные секунды предстояло стереть с лица земли то, что находилось в зоне поражения. Громоподобный гул разнесся на многие километры — манифест Красной армии, обращенный к немцам. А для собак с их более тонким слухом он должен был казаться невыносимым.

Началось русское наступление.

Но если Учитель это понял, собаки — нет. Для них страшный рев возвестил о приближении нового хищника, огромного, страшного; это означало, что какое-то доисторическое чудовище раздавит их своими челюстями, разорвет на части, сожрет, проглотит. Их мозг не смог совладать с паникой.

Не добежав тридцать метров до добычи, собаки словно наткнулись на невидимую стену. Казалось, она была сделана из стекла, однако в действительности она состояла из ужаса. Забыв об охоте, о своем долге, собаки закружились на месте, натыкаясь друг на друга, кувыркаясь, сталкиваясь, ввергнутые в пучину животного страха. Опомнившись, они бросились прочь, ища спасения в глухой чаще.

Тем временем заговорила артиллерия, по меньшей мере тысяча стволов, а может быть, и две тысячи, отдаленный гул, потонувший в грохоте разрывов. Подчиняясь силе земного притяжения, снаряды со свистом устремлялись к земле по нисходящим ветвям параболических дуг, спеша превратить в пыль все, что находилось в зоне попадания. Звуковые волны были настолько сильными, что с деревьев осыпалась пыль, дрожала земля, и весь мир, казалось, качался на грани полного уничтожения.