Честь воеводы. Алексей Басманов

   — Будь и ты здоров, Федяша. Зачем позвал, не ведаешь?

   — Догадываюсь. Московские гости тому причиной.

   — То верно. А ты знаешь, кто во главе их?

   — Нет, батюшка.

   — Помнишь, кто тебя из полыньи тянул?

   — Век не забуду. Алёшка Басманов?!

   — Он самый у гостей за воеводу.

   — Да где же он? Я хочу увидеть Алёшу!

   — В стороже сидит. Ты мне прежде поведай вот о чём. По какой причине ты сбежал из Москвы и со службы?

Фёдор опустил голову. Не хотелось ему говорить, на что его толкал князь Иван Овчина.

   — Норовом не сошлись с конюшим Овчиной-Телепнёвым, князь-батюшка.

   — Власть уважать надо, а не норов показывать. Ну да это я к слову. А по сути что?

   — В пыточную он меня посылал, вершить неправедное дело. А я отказался.

   — И кого же пытать он посылал тебя?

   — Велено мне было стоять при катах, когда они повелением Елены Глинской и малого аспида Ивана глаза выжигали князю Михаилу Глинскому. Вот я и отказался.

   — Надо же быть такому, чтобы по детской прихоти обезглавить пожилого и родного по крови человека! — Князь Андрей горестно покачал головой. — Вот уж, право, аспиды.

   — То-то и оно, князь-батюшка. Тут я и сказал Овчине, что пришёл конец моей службе государю. Я ведь ему не присягал. Потому и умчал под твоё крыло, батюшка. Тебе меня и судить.

   — Нет у меня Божьей воли судить тебя. Да нужно послушать, что молвит от имени Овчины твой знакомец и спаситель Алексей Басманов.

   — Я с радостью его послушаю. Алёша не скажет вздора.

Князь позвонил в колоколец. Явился дворецкий князь Оболенский.

   — Юрий, пошли человека за Басмановым. Пусть приведут сюда.

   — Мигом исполним, батюшка.

Когда Юрий Оболенский ушёл, князь Андрей заговорил о наболевшем:

   — Ты, Федяша, не питай надежду на то, что Овчина тебя за сей отказ от службы пожурит. У него послухи есть в каждом доме Москвы. И ему ведомо, как ты ходил к ярославским, дмитровским, костромским и иным вельможам. Ведомо ему и то, о чём там велись разговоры. А вот почему он тебя до сих пор не захомутал, того не ведаю и не понимаю. Но впредь берегись.

   — Чем-то я ему привлекателен. Но чем, тоже не знаю.

Привели Алексея Басманова. Фёдор встал с лавки, шагнул к нему и обнял.

   — Славный побратим, с чем бы ты ни приехал в Старицы, тебе не место в сидельнице.

Алексей тоже обнял Фёдора, но сказал с осторожностью:

   — Подожди, Федяша. Вот как выслушает меня князь-батюшка да молвит своё слово, тогда поверю.

   — Разумно. Так исповедуйся, с чем тебя послал Иван Овчина!

Басманов шагнул к князю Андрею, руку к груди приложил.

   — Князь-батюшка, клянусь светлой памятью отца, не ведаю я, с чем послан. Сказано одно: привезти Фёдора в Москву по доброй воле.

   — Сам-то ты как мыслишь? — спросил князь Андрей.

   — Пока ехал в Старицы, о многом передумал. Да пришёл к одному выводу: за цацки он нас принимает, и Федю и меня. Ведь так и было, когда мы с Федей в Каргополь угодили под надзор наместника. Тогда он нас уверил, что спасает от опалы князя Шигоны и Фёдора Ростовского. Теперь иное что-то затеял, ласково говорил со мной, как отправлял сюда. А я ни одному слову его не поверил. Да и как поверить, ежели со мной четырёх воинов послал!

   — И что же, ты будешь сейчас уговаривать Фёдора, чтобы ехал в Москву?

   — Упаси Боже! Пусть я в опалу попаду, но ни слова Фёдор от меня о Москве не услышит. Да я и сам, ежели меня отпустите, подамся не в стольный град, а в сторожевой полк на Оку, к вашему князю Оболенскому-Большому. Мы ведь с Федей около года у него служили. Воин я, а не дворцовый пёс. Вот и весь сказ.

Помолчали. Словам Алексея и князь и боярин поверили. У Фёдора к тому было больше оснований. Вместе они тяготы походов переносили, вместе с врагами бились и кровь проливали за родную землю. Наконец, после долгой паузы, Фёдор попросил князя Андрея:

   — Князь-батюшка, отпусти Алёшу ко мне. Пусть он у меня погостит, сколько вздумается.

   — Отпускаю. А спутников твоих, Басманов, я недельку придержу, пока ты до сторожевого полка доберёшься.

Друзья покидали палаты князя Андрея умиротворённые и жаждущие поговорить в уединении. И хотя они были молоды, но у каждого из них в душе жила озабоченность за судьбу России, которая стояла на пороге смутного времени.

В доме Колычевых Алексея встретили как родного.

   — Ну, будь здоров, побратим Федяши, — сказал боярин Степан и обнял его. — Чтим тебя всей семьёй.

Алексей смутился перед домашними Фёдора, но, посмотрев на княгиню Ульяну, забыл о смущении, поклонился ей, тронул за ручонку сына, которого она держала на руках.

   — Рад тебя видеть, княгинюшка. Ты такая и есть, как Федяша тебя высвечивал. И сынок твой весь в батю.

Пришло время войти в краску Ульяне. Но её выручила боярыня Варвара:

   — Идёмте к столу, родимые. Там и поговорим вдоволь.

Фёдор положил руку на плечо Алексею, повёл его в трапезную.