Честь воеводы. Алексей Басманов

С такими мыслями пробирался Фёдор по тайге к берегам реки Онеги, к Онежской губе, а там дальше по водам Белого моря к своей конечной цели. Труден был путь одинокого беглеца по зимней тайге. Донимали жестокие морозы, когда приходилось коротать ночи где-нибудь под елью, у крохотного огонька, завернувшись в конскую попону. И ни меховой кожух, ни войлочная попона, ни костерки не спасли бы его от лютой стужи, ежели бы не согревали тело дух и молитвы. Силой духа и страстью молитв он прогонял сон. Стоило ему час-другой подремать, и он чувствовал себя бодро, поднимался, надевал лыжи и, ловя меж кронами деревьев Полярную звезду, шёл ей навстречу.

Морозы, пытавшиеся одолеть Фёдора и отступившие перед его духом, пошли на убыль. Но ближе к концу зимы появилась иная, более страшная опасность — голодные волки. Ночью ещё куда ни шло, его спасал от их нападения огонь. К утру стая куда-то уходила, а к полудню появлялась у него за спиной и с каждым разом подходила всё ближе. Фёдор не знал, что удерживало зверей на расстоянии и отчего они не отваживались напасть на него и растерзать. Может быть, считал он, человек всё-таки пугал их и они ждали, когда он ослабеет и упадёт. И на пятнадцатый или шестнадцатый день пути — Фёдор потерял счёт дням, — когда он шёл редколесьем и короткие лыжи проваливались, силы покинули Фёдора, и он упал. Волки тотчас, прыгая по глубокому снегу, помчались к нему. Но Фёдор одолел слабость, поднялся и вскинул топор. Волки остановились, он же медленно двинулся вперёд. Но, не пройдя и двух сотен сажен, Фёдор увидел новую опасность: навстречу ему шёл медведь-шатун. Увидев Фёдора, медведь пробежал немного, поднялся на задние лапы, замотал головой, заревел и пошёл на человека. Фёдор понял, что бежать ему некуда и сил на то нет, смерть неизбежна. Он перекрестился, прошептал: «Господи милосердный, прими душу грешного раба твоего» — и двинулся в объятия шатуна. Вот уже между ними тридцать шагов, двадцать. Фёдор не спускал с медведя глаз, словно просил его о лёгкой смерти. Ан нет, зверь увидел в глазах человека мольбу о милосердии, о пощаде. Ещё он узрел стаю волков. И чудо свершилось. В пяти шагах от Фёдора шатун опустился на передние лапы и огромными скачками промчался мимо него. Фёдор обернулся и увидел, что медведь ринулся на волков. Они не дрогнули и всей стаей навалились на него. Медведь размахивал лапами, отбивался, хватал зверей зубами и двух волков подмял под себя. Но силы оказались неравными. Ещё пять волков кружили рядом, рвали медведя, а один зверь вцепился шатуну в шею. И Фёдор, движимый неведомой силой, повернул лыжи и поспешил на помощь медведю. Он вытащил из-за пояса топор и раскроил голову прыгнувшему на него волку. Он ударил по голове второго волка, и тот тоже упал на снег. И шатун оторвал от себя зверя, задушил его. Два волка, оставшихся в живых, сочли за лучшее спастись бегством.

Пока медведь завершал расправу над недобитым волком и кружил на месте побоища, Фёдор вновь продолжил свой путь. Он вернулся к санкам, накинул лямку и медленно побрёл вперёд, рядом со следами медведя. Он прошёл версты две и всё читал молитвы Всевышнему, благодарил за своё спасение и вспоминал медведя-шатуна добрым словом. Да угодно было судьбе не разъединять Фёдора с медведем, и вскоре он услышал за спиной рёв шатуна. Фёдор оглянулся и увидел, что тот догонял его и был в каких-то ста саженях. Фёдор ускорил шаг, но медведь не отставал от него и снова заревел. Но рёв зверя не походил на угрожающий, в нём слышалась просьба. И Фёдор внял шатуну, он понял, что тот просил еды. Он склонился к санкам, достал из торбы две вяленых больших кумжи и положил их на снег. Отъехав сажен на пятьдесят, Фёдор посмотрел назад — медведь сидел на снегу и ел рыбу. Он порадовался за зверя, достал ещё одну рыбину и опустил её на снег. И потом до самого вечера Фёдор шёл в одиночестве и полной тишине. Теперь ему ничто не мешало вспомнить о незабвенной Ульяше, помолиться за упокой её невинной души, за упокой сынка Стёпушки, агнеца чистого, помянуть добрым словом побратима Доната. «Господи, накажи тех зверей, что отняли у меня семеюшку и последнего корня моего», — молил Фёдор Всевышнего.