Честь воеводы. Алексей Басманов

   — Теперь вот слушай, почему я при тебе, как мне кажется. Тогда, в Старицах, нам ничто даром не прошло, как для меня, так и для тебя. Я о том знаю. Как приехали Ростовские в Москву, так прислали ко мне холопа с просьбой почтить их гостеванием. Я сослался, что у меня нет времени, и пренебрёг желанием встретиться с Ростовскими. И тут, сказывали мне потом, князь Фёдор в раж пошёл. И вспомнились ему старые обиды, кои понёс он от моего батюшки. Какие обиды, я не ведаю, да и были ли они — тоже. Он же ноне в Разбойном приказе третья голова. Вот и взялся искать крамолу на нас. И нашёл-таки. Якобы мой батюшка ещё в ранние годы великого княжения Василия защищал честь Новгорода. Твой-то батюшка тогда в опалу попал, как я узнал. А моему опала уже была не страшна: сгинул он в литовском или польском плену. Теперь же батюшка-государь не прежний, он не внял Новгороду, ну и дал слово наказать опалой наш род, а допрежь всего меня. Всё это князь Иван Овчина моему дядюшке поведал и счёл за лучшее уберечь меня от опалы, отправил в дальний поход. А какой срок будет тому дальнему походу, мне то неведомо. Да понял я, что, когда Овчина передавал тебе тайные грамоты, кроется в одной из них не только моя судьба, но и твоя. И повязаны мы с тобой, Федяша, одним наговором. Истинный крест говорю. — И Алексей перекрестился да потянулся к баклаге.

Фёдор ничем не нарушил исповеди Алексея и во всём поверил сказанному, ибо всё, что открыл ему Алексей, вкупе с событиями в Старицах говорило об одном: оба они теперь недруги князей Голубых-Ростовских. И во что выльется сия вражда злопамятных князей, оставалось только гадать. Фёдор тоже наполнил липовый кубок и тихо произнёс:

   — Спасибо за искренность, Алёша. Да будем уповать на одно: Бог не выдаст, свинья не съест. К тому добавлю: вдвоём-то сподручнее воевать с невзгодами.

Они выпили и в согласии закончили беседу. Пора было отдохнуть.

До Каргополя Фёдор Колычев и Алексей Басманов с подорожниками добрались удачно, разве что морозы донимали. Старинный город в эту пору был тихий и сонный, лишь дым из печных труб, поднимаясь столбами, говорил о том, что он не спал. Было сумеречно, потому как долгая полярная ночь доставала до этого северного края. Подворье епископа Никодима искать не пришлось. Оно раскинулось близ собора Христа Спасителя. Оставив Алексея, воинов и два возка у ворот, Фёдор спешился и ушёл в палаты епископа. Его встретил молодой кряжистый служитель в монашеском облачении.

   — С чем пожаловал, сын мой? — спросил он.

   — С государевым делом к епископу Никодиму, — ответил Фёдор.

   — Наберись терпения, путник. — И служитель ушёл из прихожей.

В доме епископа, словно в храме, стены украшали множество икон. И многие из них были древнего византийского письма. От некоторых икон было трудно отвести глаза, они привораживали, наполняли благостью душу. Фёдор остановился возле иконы Божьей Матери и замер, очарованный её взором, он забыл, где пребывал, и появление служителя было для него неожиданным.

   — Сын мой, владыка ждёт тебя. — И служитель распахнул двери.

Епископ Никодим находился в сей час в молельне. Это был невысокий усыхающий старец, его глаза подёрнула влажная дымка, белая борода ниспадала до пояса.

   — Раб Божий Фёдор Колычев, преподобный отец, — представился Фёдор.

   — С чем пожаловал? — спросил епископ.

   — Вот грамота от дворецкого великого князя Ивана Шигоны. — И Фёдор подал пакет с печатью Никодиму.

Епископ осмотрел грамоту и ушёл в сопровождении монаха во внутренние покои. Прошло немало времени, прежде чем Никодим появился вновь.

   — Сын мой Фёдор, боярин Колычев, ведомо ли тебе, кто подорожницы? — довольно жёстким голосом спросил он.

   — Нет, неведомо, — без заминки ответил Фёдор.

   — И ты не пытался узнать, кто они?

   — Нет, преподобный отец. Я исполнял наказ князя Ивана Овчины.

Пока епископ и боярин вели разговор, служитель Никодима инок Макарий через чёрный ход вышел из дома, распахнул ворота, взял под уздцы лошадей, что тянули возок с монахинями, и увёл их во двор. Там попросил монахинь покинуть возок и скрылся с ними в покоях епископа. Фёдор Колычев хотя и был уверен, что доставил в Каргополь великую княгиню Соломонию, но всё-таки ошибался. Если бы ему довелось увидеть вторую монахиню, он бы, к своему изумлению, встретил боярыню Евдокию Сабурову, исчезнувшую из Кремля неведомо как. Вскоре же Фёдору пришлось изумляться и негодовать по поводу своей личной судьбы. Никодим ещё расспрашивал его о московской жизни, о князе Андрее Старицком, коего хорошо знал, когда в палатах епископа появился великокняжеский посадник и воевода Каргополя боярин Игнатий Давыдов. И следом за ним в сопровождении инока Макария вошёл Алексей Басманов. Воевода Давыдов, высокий, крепкий пятидесятилетний муж, был хотя и строг лицом, но добр нравом. В Каргопольской земле его любили за справедливость и за человеколюбие. В руках он держал грамоту, которую передал ему ратник князя Ивана Шигоны Семён.