Честная игра

Но для Тедди это трогательное легкое содрогание было целым откровением… Опустившись на колени, он дрогнул в ответ; глаза его из умоляющих сделались восторженными; он поверил, что в этот изумительный момент случилось чудо из чудес и Филь полюбила его…

Дверь щелкнула — оба услышали это. Филиппа не могла говорить, а Тедди замер на секунду. Затем он вскочил на ноги и выбежал на террасу.

При входе Джервеза в комнату Филиппа услышала звук, как будто кто-то поскользнулся на мокрых мраморных плитах, а затем странный, короткий крик.

Она поднялась навстречу мужу, но при взгляде на него ей пришлось собрать все свое мужество, чтобы не вскрикнуть. Он стоял, устремив на нее глаза, сжимая и разжимая руки, выражение его лица привело ее в ужас. Два раза он раскрывал было рот, но не издал ни звука; наконец он тряхнул головой, как будто желая высвободить ее, и ему удалось выговорить безжизненным голосом:

— Я почти поверил тебе… почти… но ты одурачила меня! Там… в моей комнате… мне стало стыдно… я упрекал себя за то, что неправильно осудил тебя… и вот…

Он сделал шаг вперед и поднял руку; Филиппа думала, что он хотел ее ударить. Лицо Джервеза искривилось в подобие улыбки.

— Прикоснуться к тебе? Ни за что! Если бы я это сделал, — он захлебнулся на этих словах, — то это было бы лишь для того, чтобы убить тебя… Но не стоит быть повешенным за тебя… за таких как ты… Ты… ты — развр…

— Нет, нет! — воскликнула вдруг Филиппа громким и ясным голосом. — Я не позволю тебе сказать этого! Не позволю!

С террасы их кто-то позвал. Леонора стояла в открытом окне, смертельно бледная, с дрожащими руками, бормоча:

— Кто-то… здесь внизу… застонал… упал… только что… Я не могла спать… встала. Я видела какого-то мужчину, выбежавшего из этой комнаты… Он оступился на террасе… Мне кажется, что я была в обмороке…

Джервез безжизненно ответил:

— Я спущусь вниз.

Филиппа вышла на террасу, игнорируя Леонору, и опустилась на колени на низком выступе крыши, стараясь пронизать взором окружающую мягкую темноту.

Показались люди с факелами, Маунтли, Джервез и Разерскилн. При тускло и неясно мерцавшем освещении Филиппа с трудом различила скорченную фигуру, увидела яркое красное пятно… часть одежды деревянного солдатика… Затем факел осветил спутанные волосы Маунтли, поднятый воротник его пальто, накинутого на пижаму… и Разерскилна… Вот они наклоняются, что-то поднимают…

Голос Разерскилна пронесся в редком воздухе:

— Умер на месте… бедняга… верно, сломал себе шейные позвонки…

Она услышала скрип гравия под ногами мужчин, медленно и тяжело ступавших со своей ношей; факелы теперь были опущены вниз, как попало, и напоминали рой светляков. Так казалось Филиппе, лихорадочно работавший мозг которой готов был ухватиться за всякую мысль. Тедди не умер… Этого не могло быть — он был только в обмороке, и все еще в этом нелепом мундире! Как будто можно умереть наряженным в такой костюм!

Она повернулась, чтобы уйти с террасы в дом, и увидела Леонору, стоявшую рядом с ней.

Обе женщины взглянули друг на друга, и Филиппа прошла в свою огромную комнату, где все окна и двери стояли настежь, а шелковые гардины надувались, как паруса на судне.

Огни были уже в коридоре, огни и сдержанные голоса и медленные шаги по каменному полу холла; шаги приближались и стали неровными, когда начался подъем по лестнице.

Филиппа ожидала у двери; зубы ее щелкали.

— Нет!.. Нет!.. — повторяла она еще и еще, не сознавая, что говорит.

Вот видны уже лица Джервеза, Разерскилна, Маунтли…

Теперь они на верхней площадке главной лестницы и поворачивают налево.

Филиппа различила яркий красно-синий мундир. Она ухватилась за дверь; руки ее так крепко сжали дерево, что оно врезалось ей в ладони.

И она увидела лицо Тедди, такое спокойное, молодое. Казалось, он спал, волосы его были едва смяты, упавший луч света позолотил их. Маленькая процессия прошла в его комнату и исчезла из вида.

Филиппа все еще стояла, ухватившись за дверь, губы ее шептали:

— Этого не могло быть!.. не может быть!..

Повернув голову, она заглянула в свою комнату и вошла в нее; дверь захлопнулась за ней.

— Этого не могло быть!.. Как могло это быть?..

Ведь в этой самой комнате, у этой самой кушетки Тедди стоял на коленях всего несколько минут назад и шептал: «Я люблю тебя». Нет, он сказал: «Филь, взгляни на меня разок и скажи, что будешь помнить меня»…

Она сильно вздрогнула… Но был ли это его голос, голос Тедди? Нет, это птичка шевельнулась в плюще и чирикнула во сне. Филиппа упала перед кушеткой на колени, весь ужас горькой действительности охватил ее, увлекая все глубже и глубже в ледяную бездну.

Часть вторая

ГЛАВА I

Мы наиболее боимся того, что нам менее знакомо; нас не страшат бедность, разочарование, горести сердца и потери, но нас пугает одиночество.

Карл Гауптман