Честная игра

Далеко выплыв под лучами солнца, разрезая руками ласкающие волны, он несколько смущенно спрашивал себя: что должна была чувствовать такая женщина, как леди Вильмот?

И чувствовали ли такие женщины что-нибудь? Но она должна была чувствовать — потому что такая любовь, как та, которую она внушила, не может оставить женщину равнодушной.

Арчи был глубоко заинтригован.

Она была как-то особенно прелестна, держалась строго, и у нее, несмотря на все, был вид настоящей леди.

Подумать, что она прошла через весь этот ужас, — и видеть ее теперь! Она выглядела ребенком в своем голубом кисейном утреннем туалете и шляпе с опущенными полями.

И она была женой Вильмота, царила в его доме…

Он постарается познакомиться с ней, он должен это сделать.

Со времени войны в его жизни здесь ничего не было в этом роде — ничего подобного! Эти старые женщины с их подарками, золотыми портсигарами, кольцами, катанием в автомобилях — были ему противны. А здесь была молодость, привлекательность и страшная опытность, а последняя значила так много.

Он отрицал бы это, а между тем, это было так: мысль об исключительной опытности Филиппы, равно как и известная всему свету главная роль, которую она сыграла в трагедии, возбуждали величайший и тайный интерес в Арчи, привлекая его. Он был в том возрасте, когда опыт имеет опьяняющую привлекательность и когда неопытность готова купить посвящение за самую высокую цену. Он никогда не сознался бы также и в том, что вид Филиппы, шум, который окружал ее, как жену Вильмота, заинтриговали его.

Он знал только что был увлечен, и решил познакомиться с этой чарующей женщиной; он чувствовал лишь, что был готов, как он выражался, пойти на все, лишь бы добиться своего.

В этот же вечер он не стал дольше ждать и спросил Филиппу, не желает ли она танцевать.

Она поблагодарила его, но нет, ей как будто не хочется.

— О, постарайтесь захотеть! — умолял Арчи. — Пожалуйста!

Но она, улыбаясь, покачала головой. Разочарованно отходя прочь, он размышлял о том, что она ни капельки не казалась развязной. Все, кроме этого! Голос ее был восхитительный, но холодный!

И у нее были замечательные манеры — он почувствовал себя перед ней неловко.

Он прилежно танцевал с «девами» старой бригады, но продолжал поглядывать на Филиппу, рядом с которой уселся полковник Баррон («Проклятый юбочник!» — думал Арчи), видимо, приятно проводивший время, судя по галантности, с которой он вставлял монокль одной рукой, прижимая другую к сердцу как бы для того, чтобы усилить выражение сказанного.

«Будь он проклят», — подумал Арчи, бессознательно пользуясь леди Рэллин, как буфером между собой и острым локтем Форда. Тот улыбался одними губами, кляня все в душе, в то время как с трудом удерживался на ногах, танцуя с дамой, шея которой была унизана жемчугом, а руки покрыты браслетами от кисти до локтя; дама говорила языком Боуэри [17]и казалась чрезвычайно довольна собой и всем, что ей принадлежало.

Возвращаясь из сада, где он курил, Арчи совершенно случайно встретился с Филиппой, медленно спускавшейся по широким каменным ступеням.

Он тотчас остановился.

— Даже если вы не хотите танцевать, можно с вами поговорить?

Она слегка засмеялась, и ее смех заставил Арчи неожиданно почувствовать себя смелым и счастливым.

— Недалеко отсюда есть скамейка, откуда чудесный вид; мы могли бы там выкурить по папиросе, — если вы не против?

Филиппа с секунду его рассматривала; у нее заныло сердце только потому, что его молодость и веселость напомнили ей Тедди.

И мысль о Тедди, даже такая мимолетная, придала мягкость ее голосу.

— Я хотела бы посмотреть этот вид.

Они пошли вместе; рука Арчи один раз мимолетно коснулась ее локтя, чтобы направить ее к белой полукруглой скамейке, которая, казалось, повисла над багряной красотой спящего моря.

Налево берег делал поворот; крутая дорога по временам ярко освещалась фарами автомобилей, вырывавшими из темноты поднимавшиеся кверху темные очертания стен замка, стоявшего на страже маленького городка.

Издали слышалось пение девушек; голоса их, смягченные расстоянием и мягкий ароматный воздух были полны той задумчивости, которую придает неясная музыка в темноте.

Ни Арчи, ни Филиппа не разговаривали до окончания песни. Затем Филиппа тихо сказала:

— Это прелестно!

— Это девушки, которые работают там, на фабриках, — сказал Арчи, чувствуя всю банальность своих слов, желая сказать что-нибудь особенное и сознавая, что все, что он делал, было обыденным.

Он неудержимо понесся вперед, потому что ему ужасно хотелось показаться «особенным».

— Я безумно хотел встретиться и познакомиться с вами, леди Вильмот!

Ему теперь стало видно ее; наклонившись вперед, он напряженно смотрел на Филиппу.

— Что мне сказать на это? — спросила Филиппа.

— Полагаю, что вам все говорят то же самое?

При воспоминании о приеме, оказанном ей Гавершемами и Маунтли, и о том одиночестве, которое ее окружало в Париже, у Филиппы вырвался иронический смешок.

— Почему вы смеетесь? — тотчас же спросил Арчи.

— Я смеюсь над вашим прелестным, но довольно наивным комплиментом.