Честно и непристойно

Не знаю, почему Оливеру так нравились шуточки на тему «давай убьем Линуса». Он прямо-таки не мог оставить мою маленькую любимую собачку в покое. Я игнорировала попытки Оливера быть забавным; меня не чувство юмора в нем привлекало.

У Оливера было все, чего не хватало Гэйбу. Так обычно и бываете новыми романами после разрыва. Он был заботлив и нежен. Он выводил Линуса погулять, чтобы я могла побыть в одиночестве, а в постели гладил мой живот, признаваясь, что ждет не дождется того дня, когда я буду носить его ребенка. Он боготворил меня и относился ко мне именно так, как и нужно относиться к женщине.

Может быть, пока Оливер стоял в моей кухне, потроша клешни омара и скармливая Линусу хрящи, от которых меня мутит, я просто загляделась на то, как темно-синяя рубашка облегает его плечи, но только в тот момент я поверила в то, что хочу прожить всю оставшуюся жизнь с этим заботливым мужчиной. Пока я тихонечко наблюдала за ним со стороны кладовки, он то и дело оборачивался ко мне через плечо и спрашивал, что не так. Все было так. Именно так, как нужно.

Он стоял в носках у моей раковины и выцеживал сок из целых чищеных помидоров, разрывая их руками и позволяя влаге и семенам протекать сквозь пальцы, а мякоть рвал на кусочки. Сочно и аппетитно. Мне захотелось заняться славным сочным сексом с этим мужчиной, который знал, как перепачкаться соком. Я остерегаюсь тех, кто умеет готовить, не пачкая рук. У них, небось, даже «половые сношения» чистые и аккуратные, как коробочки из-под мыла.

— Может, займемся готовкой позже, Оливер? — Сейчас мне хотелось поразвлечься. — Пожалуйста! — Я прямо мурлыкала.

— А, я гляжу, Стефани хочет порезвиться? — спросил он, моя руки и не отрываясь глядя на меня. Его светлые глаза напоминали кусочки обточенного морем бутылочного стекла. — Детка, сначала нам нужно поговорить. — О Господи, это ужасное слово «поговорить».

— Разговоры — ерунда. Давай лучше предадимся пороку, — дразнящим тоном сказала я, дергая спортивную рубашку, маня к постели, до которой было недалеко — просто пройти через кухню.

Оливер помрачнел.

— Если мы собираемся этим заняться, а Бог видит, я этого очень хочу, мне нужно знать, что ты этого не делаешь ни с кем другим. Мне нужно знать, что ты моя девушка. — При этом он выглядел лет на двенадцать.

Для тех, кто побывал замужем, словосочетание «моя девушка» неудержимо напоминает школьные спортивные матчи и тому подобную чепуху.

— Твоя девушка? Оливер, это же не фильм про жизнь в маленьком городке. Ты хочешь меня заарканить? — Я не сомневалась в том, что Оливера я хочу больше, чем всех остальных, но быть его девушкой?

— Да, детка, для начала. Я не пытаюсь давить на тебя или предъявлять ультиматум. Я просто хочу сказать, что после нескольких недель свиданий я вряд ли смогу с тобой встречаться дальше, если одновременно у тебя будут другие. — Если бы это было кино, я бы сейчас вышла из роли и ошарашено уставилась в камеру.

— Ээ… милый? Это точно ультиматум. Это даже не смешно.

Губы Оливера изогнулись в зловещей улыбке, но не успел он возразить, как я толкнула его на кровать и крепко поцеловала.

— Ты победил, а теперь заткнись и трахни свою девушку!

После отличного секса (всеми возможными способами) Оливер вдруг расхохотался.

— Стефани, ты сдвинула мебель! — Пока мы занимались сексом, моя белая кровать самопроизвольно сдвинулась.

Я бросилась в кухню и поставила кипятиться воду для спагетти, а потом поставила диск с классическим роком.

— Да, малыш, у меня всегда так. Мой папа грузчик, так что у меня это в крови.

— Так что, ты такая складная потому, что у тебя целый склад грузов?

— Ну уж нет, умник! — Я взбила волосы и завертелась в такт песне Дженис Джоплин.

Кончилось все тем, что мы поели в постели. Оливер подавал мне розовые нити спагетти, которые скручивались клубками у меня во рту.

— Боже, какая же я классная! — похвасталась я, оторвавшись от жевания.

— Это точно, Стефани Тара Кляйн, и еще очень скромная. Я передвину кровать на прежнее место, хочешь?

Но мне понравилось новое расположение кровати.

— Нет, мне по душе смена перспективы. Давай оставим кровать здесь. — Уткнувшись в шею носом и спрятав лицо, я улыбнулась тому, что сказала «оставим», а не «оставлю». — Я поцеловала его, а потом легонько куснула в шею, вдыхая теплый запах мыла и кожи. Пока мы разговаривали, я чертила на его груди невидимые узоры, а потом вдруг заговорила про то, как бы мне хотелось, чтобы люди имели право выбирать, что им помнить, а что — нет.

— Нам не дано такой возможности, — сказала я. — Но я очень хочу сохранить сегодняшние воспоминания.

Шепча это, я гадала, спит Оливер или нет, ну, знаете, мы иногда откровенничаем с человеком, когда он спит, о вещах, которые страшно сказать в лицо. А в душе мы надеемся, что он не спит и все слышит. Я бы такое запомнила. Но заснуть я не смогла; классический рок все же больше смахивал на рок, чем на классику.

Когда я встала, чтобы уменьшить громкость, Оливер пошевелился.

— Спи, спящая красавица, — прошептала я.

— Нет, я уже проснулся, — пробормотал он сквозь сон.