Честно и непристойно

— О, он как раз обувается. Пообедаете с нами, да?

— Конечно.

Хватит! Какое нам дело до обеда! Скажи им! В прихожей появился Марвин.

— Привет, дети! — Он потряс руку Гэйба и поцеловал меня в щеку. В его присутствии я почувствовала себя лучше. — Так вы пообедаете с нами и с Даймондами?

— Почему бы и нет?

Чего он ждет? У меня было такое ощущение, что мы участвуем в детской игре «гонки на трех ногах»: что шнурки нашей обуви связаны между собой, и мы спешим к финишу, но при этом тянем друг друга в разные стороны. Впрочем, я предпочла бы бег в мешках. Я бы выиграла, натянула бы мешок на голову Гэйба и как следует его отколошматила.

— Может, вы присядете на секунду?

Вот сейчас придет черед самого трудного. С чего начать? Когда сообщают скверные новости, обычно просят присесть, словно присутствующим грозят обмороки.

— В чем дело? — спросила Ром, демонстративно взглянув на часы. — У нас правда нет времени. Даймонды…

— Ромина, мы вполне можем присесть, — оборвал ее Марвин, садясь и оправляя брюки.

Ром знала, что сейчас произойдет, и хотела потянуть время.

— Вы уверены, что не хотите выпить чего-нибудь холодненького?

Казалось, целую минуту Гэйб стоял молча. Я выдавила из себя извиняющуюся улыбку, жалея, что он не держит меня за руку.

— Вы помните, сколько хлопот и забот у нас было, когда мы пытались назначить дату свадьбы. Нам стало казаться, будто свадьба важнее нашего брака, и мы хотели, чтобы вы двое первые услышали от нас…

— Вы назначили новую дату свадьбы? — с надеждой перебила Ром.

— Мы не хотели, чтобы вы узнали от других людей, и не хотели говорить вам по телефону. — Гэйб взял меня за руку. — Мы поженились в субботу.

Я прикрыла глаза и стала ждать. Я ожидала взрыва. Я тихонько открыла один глаз, потом — другой. Возможно, они не расслышали, что сказал Гэйб? Они продолжали сидеть, не меняя позы. Никто не потерял сознания. Наступило затишье перед бурей. Я в этом не сомневалась!

— Не могу сказать, что мы удивлены, — жизнерадостно произнес Марвин. — К этому все шло. — Вообще-то теперь следовало бы обнять нас и поздравить.

— Конечно, мы все равно хотим отпраздновать свадьбу приемом, когда вам будет удобно, — добавил Гэйб, — и не принимайте наш поступок на свой счет. Просто все это превратилось в настоящий сумасшедший дом. Пожалуйста, не считайте, что мы хотели досадить вам, здесь нет ничего личного.

— Конечно, нет! — подтвердил Марвин, не поднимаясь.

Ром словно бы ждала еще чего-то, потирая подушечкой большого пальца накрашенные ногти.

— И какого числа вы поженились? — резко спросила она.

Ряд солдатиков-морщин возле ее губ напрягся в ожидании. Ну, давайте, говорите! Я готова ко всему; и пусть мой наряд не вводит вас в заблуждение.

— Какого числа? — повторил Гэйб, охваченный легкой паникой. Мы не придумали, какого числа. Двадцатого мая. Двадцатого мая. Двадцатого мая! Нам пришлось поспешно отсчитывать дни от вторника назад. — Не помню. Какое число было в субботу?

— Так вы даже числа не запомнили?

— Пятого. Пятого августа, — вмешалась я, все еще сомневаясь в точности своих подсчетов. — В прошлую субботу, когда вы куда-то уезжали. Мы хотели вам позвонить, — ну да, уже несколько месяцев как хотели, — но потом решили: лучше вы первые узнаете об этом, и от нас лично. — Чтобы у вас больше не было повода для ругани.

Нас выручил звонок в дверь. Дик и Арлин Даймонд махали в окно рядом с передней дверью.

— Пожалуйста, ничего никому не рассказывайте, — быстро сказал Гэйб, — мы больше пока никому не сообщали.

— Вы же заезжали к отцу Стефани, — сказала Ром, даже не двинувшись, чтобы открыть дверь. — Вы хотите сказать, что ничего ему не сообщили, пока были у него? — Может, ей и казалось, что у меня обычный макияж, но я-то знала — это боевая раскраска.

Я сжала руку Гэйба.

— Нет, — солгал Гэйб. — Возле его дома не было машины, поэтому мы решили ехать прямо к вам, а потом вернуться.

Мы и близко-то к дому моего папы не подъезжали! Это все Гэйбово вранье. Что-что, а врать он умеет. Марвин открыл дверь и впустил Даймондов. Объятия, рукопожатия, поцелуи.

— Как вы здесь оказались? Какой приятный сюрприз!

Вскоре мы с Гэйбом уже сидели в машине, следуя за автомобилем Марвина и двумя парами в нем на обед, который вовсе не входил в наши планы. За обедом, конечно же, не будет тостов, не будет легкой беседы, а далее произойдет неизбежное: перед сном Ром прильнет к Марвину в слезах, повторяя: «Неужели я такая ужасная мать, что сын женится тайком от меня?» А я буду засыпать на Манхэттене в объятиях Гэйба и, в свою очередь, спрашивать его: «Неужели я такая ужасная жена, что твои родители совсем за тебя не рады?» Никому из нас никуда от этого не деться.