— После больницы ты стал совсем… того. Не знаю, что там тебе сделали. Раньше ты казался мне серьёзным. Немного пугливым. Но не клоуном. Теперь… ведёшь себя, как мой папа.
Девчонка снова уставилась в телевизор — показала, что разговор окончен.
Я подошёл к книжным полкам, принялся разглядывать корешки книг: «Как закалялась сталь», «Пионеры-герои», «Подвиги юных», «Сын полка», «Сто лет тому вперёд»…
Я невольно заморгал: попытался развеять наваждение. Знакомый корешок книги Булычёва смотрелся неуместно рядом с патриотичными названиями стоявших с ним по соседству изданий. Будто книга об Алисе Селезнёвой заблудилась, ошиблась полкой. Я даже взял её в руки — взглянул на обложку (та же, что и на книге, которую Надя приносила в больницу). Убедился, что не обознался.
— Ну и о чём же она? — поинтересовалась Каховская.
— Кто? — спросил я.
— Эти твои «Алые паруса». О чём книга? Или ты её тоже не читал?
Я вернул книгу об Алисе на прежнее место (поставил рядом с заскучавшим без неё «Сыном полка»).
— О любви. О мечтах. И о том, что мечты иногда сбываются.
«А ещё она доказывает, что «подход» можно найти к любой женщине — нужно лишь «хорошо прозондировать почву» и проявить фантазию», — добавил я мысленно.
— О любви? — переспросила Зоя. — И… что там за любовь?
Она привстала, протянула руку к телевизору, приглушила звук.
Велела:
— Рассказывай.
«Алые паруса» я читал несколько раз. И при каждом прочтении эта история виделась мне с новой стороны. Сейчас я выбрал ту, что приглянулась бы десятилетней девочке, уже шагнувшей на путь становления подростком. Слова и выражения подбирал интуитивно — опирался на свой немалый опыт в общении с женщинами. Делал акцент не на приключениях героев и не на неожиданных поворотах сюжета, а на мечтах и переживаниях Ассоль. Понял, что выбрал верный ориентир, двигался в правильном направлении. Потому что быстро завладел Зоиным вниманием. Следил за выражением лица Каховской. Наблюдал за тем, как ирония во взгляде девчонки сменилась интересом. Потом заметил блеснувшую в глазах Зои влагу (когда рассказывал о свалившихся на «несчастную» Ассоль испытаниях).
Я добрался в своём пересказе до первой встречи Артура Грэя с Ассоль. В красках расписал, как парнишка бродил по лесу, как нашёл там спящую девушку — оставил ей свой перстень. Какие автор повести привёл логические обоснования поступку Артура, я уже не помнил. Поэтому сделал упор на эмоциональной составляющей сцены в лесу; на том, что Грэй с детства любил «картины без надписи» (запомнилось мне это его чудачество). Заявил: Артур был поражён красотой Ассоль, он влюбился в девушку «с первого взгляда». Я не объяснил, почему в тот раз парень не поговорил с Ассоль — обошёл этот момент «стороной». Сообщил, что Грэй отправился в деревню, где проживала «запавшая ему в душу» девушка, и там услышал от местных жителей, что Ассоль сумасшедшая.
Зоя Каховская сжала кулаки, смотрела будто бы мне в лицо, но словно не видела его — насквозь пронзала взглядом мою голову. Понял, что мысленно она бродила сейчас вместе с Артуром Греем по деревеньке. Сжимала челюсти: намеревалась ринуться в атаку на болтливых и злобных обидчиков дочери рыбака. Я намеренно сгустил краски, добавил в голос трагичных ноток. Но двигался строго по сюжету, не вставлял в историю «отсебятину»: чтобы меня (потом, когда Зоя доберётся до оригинала) не уличили во лжи. Представил вдруг Зою Каховскую сидящей в кинотеатре во время просмотра «Титаника» или «Ромео и Джульетта» с Леонардо ДиКаприо в главной роли (вот где она бы вволю наплакалась). Невольно улыбнулся — разрушил трагизм повествования.
В комнату заглянула Елизавета Павловна, поманила меня рукой.
Я замолчал (оборвал рассказ на полуслове).
Зоя вздрогнула (будто вернулась из забытья) метнула в мать рассерженный взгляд.
— Миша, — сказала Елизавета Павловна. — Пора.
— Всё будет хорошо, — шепнула Каховская, когда мы вышли в прихожую.
От неё пахло духами и кофе (смесь из ароматов получилась неприятная, будто в капучино вместо взбитых сливок налили пену для ванны). Женщина на ходу поправила мне воротник, стряхнула с моего плеча пылинки (или разгладила морщинки на ткани?). Придирчиво осмотрела мой наряд, но не нашла, к чему ещё придраться. Несколько раз глубоко вздохнула: выравнивала участившееся дыхание. Мне показалось, что Каховская нервничала. Будто шла на допрос к строгому следователю; или провожала юного пионера на встречу с генсеком. Она улыбнулась — чтобы взбодрить меня.
— Я тебя надолго не отвлеку, Миша, — сказала она.