Честное пионерское! Часть 4

Она затаила дыхание. Приподняла своё творение на уровень моих глаз. Медленно повернула его сперва в одну сторону — потом в другую (словно демонстрировала блеск граней драгоценного камня). Я заметил, что в свете жёлтой лампы Надино изделие не выглядело таким же ярким, как днём (но и не казалось мрачным). Не увидел на нём так не понравившиеся мне в прошлый раз складки и грубые швы. Посмотрел на аккуратную ручку (в точности такую, как та, что я изобразил на рисунке) и на две длинные лямки — не слишком узкие, но и не казавшиеся грубыми ремешками. Не обнаружил я на Надином творении и рисунок с олимпийскими кольцами. Сменившая их надпись «Christian Dior» даже при нынешнем освещении притягивала взгляд, будто луна на ночном небе. Папа прикоснулся к плечу Ивановой — Мишина мама улыбнулась. Я подумал: «А ведь здорово получилось! Прав был Фрол Прокопьевич: у Нади действительно золотые руки».

— Мама, ты самая лучшая! — сказал я. — Спасибо! Я тебя люблю!

Надежда Сергеевна выдохнула. Сейчас она не выглядела усталой. Казалась счастливой. Я обнял Надю Иванову (вдохнул запах «Рижской сирени»). Поцеловал её в щёку.

И повторил:

— Я тебя люблю, мама.

* * *

В воскресенье я почти весь день провёл в квартире Солнцевых. Уже утром там собрался весь мой детский отряд (включая Свету Зотову). Виктор Егорович дал нам очередную главу своей новой книги (его герои в ней ждали каникул с таким же нетерпением, как и собравшиеся сегодня в его квартире советские школьники). Новый кусочек истории об Игоре Гончарове слушателям понравился, но показался им необычайно коротким. Он послужил началом долгого читательского марафона. Требовательные и несговорчивые читатели усадили меня в кресло, вручили мне книгу в тёмной обложке (антологию «Неназначенные встречи» Аркадия и Бориса Стругацких, издание тысяча девятьсот восьмидесятого года). Вовчик на странице с содержанием ткнул пальцем в «Пикник на обочине». «Про инопланетян», — потребовал он и скосил взгляд на Зотову, которая тут же едва заметно кивнула. «Ты должен делать добро из зла, потому что его больше не из чего делать», — послушно прочёл я эпиграф к повести.

Повесть «Пикник на обочине» произвела на школьников неоднозначное впечатление. Меня не просили прервать чтение — дети дослушали историю до финала. Вот только ни финал, ни сама история не вызвали у детей особого восторга. Книгу почти не обсуждали, когда я завершил чтение. Вовчик не заявил, что непременно станет сталкером. Девочки не потирали мокрые от слёз щёки (хотя несколько раз за время моего чтения они всё же печально вздохнули). Лишь Паша и Валера Кругликов поделились друг с другом мнениями о том, какие именно «штуковины» они принесли бы из «Зоны». Странные чувства вызвала книга и у меня. Я точно помнил, что прочёл её в прошлой жизни (несколько раз). И ещё тогда наизусть заучил фразу, произнесённую сталкером Рэдриком: «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдёт обиженный!» Но в этот раз я словно прочёл иную историю. Похожую на ту, что мне запомнилась, но… другую. Вот только не сообразил, что именно изменилось в повести.

* * *

В понедельник утром я вышел из подъезда, вдохнул морозный воздух. Заметил, что двор припорошило свежим снегом (дворник уже расчистил дорожки). Увидел, что почти во всех окнах дома горел свет, будто жильцы не представляли, зачем экономить электроэнергию. Я поправил на плече лямку сумки с учебниками и отыскал взглядом приятелей — те дожидались меня на привычном месте. Утро перед школой началось буднично, как всегда — так мне показалось поначалу. Но, шагая вдоль дома, я отметил странность: Паша и Вовчик не спорили — они вообще не разговаривали. Зоя Каховская обнимала рыжего мальчишку за плечи и что-то ему тихо втолковывала. Солнцев стоял в паре шагов от них, смущённо и нерешительно переминался с ноги на ногу. Он молчал, только шмыгал носом, будто подхватил насморк. Растеряно и слегка виновато посматривал на понуро опустившего голову Вовчика.

Солнцев кивнул мне, но не сказал «привет», будто не решился заговорить. Стянул с руки варежку, пожал мне руку. Зоя мазнула по моему лицу взглядом. Вовчик тоже заметил меня. Не поздоровался. И не протянул руку.

— Ты уже слышал, Миха, что случилось? — спросил он. — Вчера нашу Катюшу убили…