Честное пионерское! Часть 4

Юрий Фёдорович махнул рукой, словно прогнал назойливую муху. Прижал сигаретный фильтр к губам, затянулся дымом. На меня он не смотрел — невидящим взглядом прожигал неведомую мне точку за окном. Я рассматривал его «римский профиль», дожидался продолжения монолога.

Каховский повернул в мою сторону лицо. Я заметил, что в его глазах двумя крохотными яркими точками отражался светившийся желтоватым светом кончик дымящейся сигареты. Огоньки в больших тёмных зрачках Зоиного родителя напомнили мне персонажей компьютерных игр, где орудовали ожившие мертвецы.

— Чего молчишь, зятёк? — спросил Каховский.

— Жду, когда расскажете, чем вам так насолил Виктор Егорович, — сказал я. — И почему вы считаете, что его место в колонии.

Сжал кулаки: кончики пальцев уже слегка онемели от холода (печка в «ВАЗ-2101» не спасала от мороза). Мелькнула в голове мысль о варежках. Но я поленился: не вынул их из кармана. Лишь приподнял плечи, прижал подбородок и мочки ушей к колючему шарфу. Потёр кончик носа.

Юрий Фёдорович пожал плечами.

— Мне Витёк ничего не сделал, — сказал он. — Но Елизавета Павловна о нём часто вспоминает.

Каховский посмотрел мне в глаза.

— Потому что Солнцев убил свою жену.

«Дядя Юра» сощурил левый глаз (но не спрятал светившийся там огонёк), вдохнул новую порцию дыма. Мне почудилось, что в салоне стало теплее (будто я всего за минуту согрел воздух в машине своим дыханием). Глаза привыкли к освещению — рассмотрел гладко выбритые щёки Каховского.

— Что значит: убил? — спросил я. — Жена Солнцева умерла при родах.

Юрий Фёдорович хмыкнул. Я увидел, как он скривил губы. Каховский не улыбнулся — уголки его рта сместились вниз, точно их утянули за собой налившиеся кровью щёки. Зоин отец всматривался в моё лицо, не торопился с ответом (будто раздумывал — стоит ли доверить мне непредназначенную для чужих ушей информацию).

— Всё так, — сказал он. — Официально это не было убийством. Но мы-то с женой помним, как и что произошло на самом деле. Витька прекрасно знал, что им нельзя было делать второго ребёнка. Врачи предупреждали, что ничем хорошим эта затея не закончится. Мы с женой отговаривали её рожать…

Зоин отец отвернулся, выдохнул в приоткрытое окно струю дыма. Я увидел, что шапка на его голове покачнулась, сместилась к затылку, полностью открыла лоб. Юрий Фёдорович этого не заметил (или не обратил на этот факт внимания). Он посмотрел на сигарету, будто прикидывал, как долго та будет дымить.

— …А Витька молчал, — продолжил Каховский. — Слушал бредовые размышления своей жены и не возражал ей. Никого больше не слушал. Изображал бесхребетного идиота. Хотя он обязан был повести её на аборт! Обязан! Мало ли чего она хотела! Он должен был сам всё решить! Мужчина он или нет?! Стукнул бы по столу!..

Он рукой ударил по рулевому колесу.

— …И настоял бы на своём!

Юрий Фёдорович покачал головой.

Он взглянул на сигарету — проверил, уцелела ли та после выплеска его эмоций. Посмотрел и на меня. Но не на лицо — будто вдруг заинтересовался моей шапкой. Несколько секунд он глядел на мой головной убор. Усмехнулся. Я не понял, что его рассмешило: «петушок» или же он так отреагировал на собственные размышления.

— Женщины странные существа, — сказал Зоин отец, — не похожие на нас, мужчин. Надеюсь, ты это уже понял, зятёк. Обо всём, что не касается денег, они нечасто думают — головой. И редко когда по собственной инициативе отказываются от своих навязчивых идей. Она мечтала родить дочь…

Каховский вздохнул.

— Лиза ведь тоже хотела подарить Зое брата, — сообщил он. — Скажу тебе по секрету, зятёк: я когда-то надеялся, что жена родит мне пацана. Но потом узнал, чем это может для нас обернуться. И запретил Елизавете даже думать о таком. «В детдоме полно мальчишек — бери любого» — сказал я ей. А Витька так не поступил. Он промолчал.

Зоин отец закашлял, вытер ладонью губы. Я наблюдал за тем, как он курит и смотрит сквозь лобовое стекло. Мне почудилось, что на самом деле Юрий Фёдорович рассматривал не торчавшие из сугробов кусты и не облепленные снегом стволы тополей — он видел картинки из своего прошлого.

— Дядя Юра, вы знали маму… Пашкину? — спросил я.

Зоин отец кивнул.

— Лиза познакомилась с ней в больнице, когда мы задумали рожать второго ребёнка, — сказал он. — У них нашли схожие проблемы — такое сближает. Подруги по несчастью. Изливали одна другой горе: посторонним ведь о таких проблемах не расскажешь. Вот они и шастали друг к другу… с жалобами и нытьём.

Каховский посмотрел на меня.

— Мы с Витькой не были даже приятелями, чтоб ты знал. Так… здоровались при встрече. Но я беседовал с ним — тогда. Вот только Солнцев к моим словам не прислушался. Дурак. И вот уже который год я едва ли ни каждую неделю утираю жене слёзы и слышу её рассуждения о том, что Витька мог спасти её лучшую подругу. Мог, но не сделал этого.