Он посмотрел на меня — устало. Только сейчас, когда воздух в машине очистился от дыма, я разглядел тёмные отёки под глазами у Зоиного отца и уже появившуюся к вечеру на его щеках и подбородке густую щетину. Подумал, что подполковник милиции Каховских сейчас (наверняка) хотел спать не меньше, чем я.
Снова зевнул.
— Вижу, зятёк, — сказал Юрий Фёдорович, — убийство Екатерины Удаловой не произвело на тебя особого впечатления.
Я пожал плечами.
Отвернулся от Зоиного отца — наблюдал за тем, как ветер снова очищал стекло от снежной крошки.
— Если тебе интересно, — сказал Каховский, — завтра выпишут из больницы Нину Терентьеву. Не вижу теперь смысла держать её на больничной койке. Тем более, за свой счёт. Я разговаривал с Ниной на прошлой неделе. И прямым текстом ей сообщил, что Удалова убила и ограбила её подружку. И что с ней, с Терентьевой, могло случиться то же самое.
— Как она отреагировала?
Юрий Фёдорович махнул рукой.
— Эта курица только ухмылялась, — сказал он. — Как киношная партизанка на допросе в гестапо. Ни об Удаловой, ни о Локтевой, ни об этом вашем учителе истории Лещике она не рассказала мне ничего нового. Дурочку из себя строила. Или не строила. Допускаю, что удар по голове не вправил этой девице мозги. Разве можно исправить то, чего нет и никогда не было?
Утром я увидел на углу дома привычную картину: Вовчик и Паша спорили — Зоя стояла чуть в стороне от них, не принимала участия в разговорах парней. Все трое поздоровались со мной. Вовчик шмыгнул носом. Солнцев нерешительно улыбнулся. Каховская пожала мне руку и кивнула. Она шагала рядом со мной к школе, понуро наклонив голову. Не походила на привычную для меня жизнерадостную Зою Каховскую. Но выглядела девочка свежей и отдохнувшей. А её лицо не показалось мне «опухшим» от слёз. Ничто в Зоином облике не намекало на ту грозу, что разразилась вчера в квартире Каховских. Зоя и словом не обмолвилась о своей ссоре с отцом. Девочка придерживала меня за локоть, подстраивалась под мои шаги. Изредка она заглядывала мне в лицо, будто искала там ответы на вертевшиеся в её голове «трудные» вопросы. Но ни о чём не спрашивала. Только вздыхала. И слушала болтовню Вовчика.
Рыжий мальчик сегодня шагал и говорил бодрее. Изредка ухмылялся. И не отказывал в рукопожатиях встречным школьникам. Но рассказывал он нам всё о том же: описывал переживания своего старшего брата. Сообщил, что Ивана Сомова вчера «допрашивали» милиционеры. Вовчик чуть ли не поминутно расписал нам, чем вчера занимался его «брательник». А я вспоминал свои первые дни в квартире тётушки. Когда я ещё не понимал, что очутился там «навсегда». Воскресил в памяти первую ночь, что я провёл без сна вдали от папы. Припомнил и то, что говорили о моём отце в школе: я выслушал множество неприятных эпитетов в адрес родителя, пока не завершилась первая учебная четверть. Голос Вовчика звучал словно за пределами моего сознания. Я хорошо его слышал. Но не слушал. Посматривал на Пашу Солнцева, который будто стеснялся того, что не мог сегодня поделиться с нами горестями и проблемами.
О размолвке с отцом Зоя не говорила и в школе. Лишь с печалью в голосе перечислила, кого пригласила на свой день рождения. Я узнал, что завтра увижу в квартире Каховских не только Леру Кравец. Туда же придёт и Олег Васильев. Зоя об этом прямо не сказала, но намекнула: пригласила Лежика по Лериной просьбе. Не входивших в наш «отряд» одноклассников она с приглашением «прокатила». На завтрашний праздник из учеников четвёртого «А» класса приглашены лишь я и Света Зотова. Но компания набралась многочисленная: Каховская не обделила приглашениями ни Пашу, ни Валеру Кругликова. Зоя опустила глаза и призналась, что хотела бы видеть за своим праздничным столом ещё и «тётю Надю» с «дядей Витей». Но она «не уверена»: поместимся ли мы такой большой компанией в гостиной. Я заверил Зою, что Надежда Сергеевна и Виктор Егорович не расстроятся, если проведут вечер наедине. Каховская почувствовала, что я сказал правду — улыбнулась.
А после уроков я объявил Каховской, что поведу её на прогулку в парк.
Но только сперва забегу домой — возьму топор.
Глава 7
На этот раз я не задержался на детской площадке — уверенно свернул к деревьям: взял за ориентир наполовину выглядывавший из сугробов валун. «Куда ты?» — спросила Зоя. Махнул рукой — указал в сторону невидимого пока берега реки. Варежкой поманил девочку к себе. Каховская нерешительно ступила на мои следы. Я повертел головой. Отметил, что после прошлого посещения мною парка снега тут стало больше (хотя прошло всего несколько дней); однако сугробы не выросли настолько, чтобы парковая зона вне расчищенных аллей стала непроходимой для двух упрямых четвероклассников. Я склонил голову, склонил яркий гребень «петушка». Сжал зубы и, утопая по колени в снегу, зашагал к оврагу. Зоя Каховская следовала за мной попятам. Не отставала. Без умолку засыпала меня вопросами. На которые я отвечал: «Скоро узнаешь».