Честное пионерское! Часть 4

Последнюю фразу я произнёс тихим, трагичным тоном — Зоины губы ожидаемо дрогнули. Девочка прижала к груди руки, часто заморгала, смотрела на меня сквозь линзы из слёз. Своим покрасневшим и уже опухавшим лицом она наглядно доказывала, что слёзы не украшали ни женщин, ни даже (почти) одиннадцатилетних девочек.

— А я ему вчера такого наговорила!..

Девочка всхлипнула.

— Твой папа взрослый человек, — сказал я. — И понимает, почему ты на него разозлилась. Ты не владела всей информацией о его поступке. И судила о нём однобоко. Юрий Фёдорович не хотел вываливать на тебя всю эту историю с убийствами: жалел тебя. Но я вижу: он и сам переживает из-за того, что вынужден был выбирать между двумя трудными решениями. А теперь ещё страдает от последствий своего выбора — в том числе и от твоих слов.

— Я… больше не буду!

Зоя варежками размазала по щекам слёзы.

И вдруг спросила:

— Миша, ты думаешь, что я плохая?

На ресницах девочки набухали очередные капли.

— Почему ты так решила? — сказал я.

— Я накричала на папу…

Каховская не позволила слезам добраться до родинки.

— Но ведь ты не знала всего вот этого.

Я указал на нож.

Девочка вздохнула.

— Не знала.

Она шмыгнула носом.

— Миша, а ты на самом деле женишься на мне? — спросила Каховская. — Ну, когда закончим школу…

Спасительный крик сороки подарил мне секунды на размышления. Я отвлёкся от разговора с Зоей: обернулся. Увидел сороку на ветке берёзы, в десятке шагов от берега залива. Птица (будто сошедшая с чёрно-белого экрана) «трещала», дёргала хвостом (мне почудилось, что она отбивала такт).

— Миша!

Сорока издала резкий «треск» — точно эхом отозвалась на оклик Каховской.

— Что?

— Женишься? — повторила Зоя.

Она уже не плакала — смотрела не меня внимательно и строго.

— Если ты этого захочешь, — сказал я.

Девочка едва заметно кивнула.

— И ты не думаешь, что я для тебя слишком старая?

— Какая?

— Мне завтра будет уже одиннадцать, — сказала Зоя. — А тебе одиннадцать лет исполнится только весной. Моя мама говорила, что мужчинам нравятся девочки помоложе. И что мальчики не смотрят на старых тёток. А я завтра стану старухой: буду старше тебя на целый год. Я вчера думала: вдруг ты меня бросишь и уйдёшь к Светке Зотовой? Зотова до пятнадцатого января будет десятилетней, как и ты. Только… Вовчик расстроится…

Зоя опустила глаза.

— Не буду расстраивать Вовчика, — сказал я (не улыбнулся!). — Мне его «дама сердца» не нужна. Зачем мне эта Зотова? Ведь я дружу с тобой. Ты хорошо сохранилась для своих лет. Не выглядишь старой. Светка кажется старее тебя месяцев на пять, если не на пять с половиной. Тебе это кто угодно подтвердит… кроме Вовчика, конечно. Так что не переживай, Каховская: на чары Светы Зотовой я не поддамся.

Присыпавшие Зоину шапку снежинки сверкали, будто блёстки. С неба нечасто, но всё же падали новые белые хлопья. Гораздо чаще они сыпались с ветвей деревьев (после каждого порыва ветра). Снежинки плавно опускались на шапку и на плечи девочки, изредка приземлялись на её нос и щёки. Некоторые застревали в ресницах Каховской. Но быстро таяли, превращались в капли (не походили на слёзы). Девочка уже не рыдала. Лишь изредка шмыгала носом. Она пытливо всматривалась в моё лицо, почти не моргала. Я вдруг подумал о том, что никогда не водил девиц к этому заливчику зимой (даже в прошлой жизни). Но тут же прогнал эти мысли, словно Зоя могла их прочесть в моих глазах. Рассерженная нашим молчанием сорока возмущённо крикнула — Каховская вздрогнула, махнула ресницами: сбросила с них похожие на росу капли.

— Миша, если мы с тобой поженимся… — сказала она. — Значит: мы будем целоваться?

Говорила Зоя спокойно: будто поинтересовалась погодой на завтра или выясняла расписание уроков на пятницу.

Я дёрнул плечом (не улыбнулся!).

— Наверное.

Зоя тоже не улыбалась — напротив, она выглядела как никогда серьёзной.

— Миша, ты не считаешь, — сказала Каховская, — что нам уже пора… это делать?

Девочка сделала крохотный шаг мою сторону.

Я невольно огляделся — будто проверил: не подслушивал ли нас Юрий Фёдорович. Увидел лишь сугробы и стволы деревьев. Услышал насмешливые крики сороки.

Покачал головой.

— Думаю, что пока рано, — сказал я.

Зоя чуть сощурила левый глаз.

— А когда начнём? — спросила она.

Подобно своей маме чуть склонила набок голову.

— Позже, — ответил я. — Не в этом году! Или ты забыла, что мне только десять лет? Это тебе, Каховская, завтра стукнет одиннадцать. Станешь совсем взрослой! А я до весны останусь маленьким.

Отгородился от девочки скрещенными на груди руками.

Заявил:

— Рано мне ещё целоваться с девочками!

* * *