Честность

Паромы из Турку ходят в Швецию, Стокгольм, ещё несколько стран Балтийского моря, а с недавнего времени-и на Идэн, причём не в меньшем количестве. А виной этому все тот же счастливо-известный француз, по имени, по моему, Пауль, автор фото и видео о китах под солнцем северного сияния. Турку, безусловно, любимый мною город. Я со своей семьей в Швеции и Финляндии был много-много раз (по моему, тринадцать, или даже больше) и половину из них во второй день нашего пути на машине мы останавливались именно в отеле в Турку, чтобы на следующий день рано утром сесть на паром. Финляндия, вообще, пожалуй, страна, больше всего запечатлевшаяся в моем ещё детском сознании. Хорошо запомнилось, как мы кушаем, на АВС (такой вроде как заправочной станции, а вроде и целом ресторане, раскинувшимя настолько широко, как Икея). Помню, АВС часто строили не просто широкими, но ещё и двухэтажными. Помню, на АВС подавали очень, ну просто очень вкусную еду: тефтели с грибным соусом и пюре в виде улыбающейся рожицы? Запросто! А так же-брюква, капуста, лук, салат, квас? И все это по цене одной порции? Или же лососёвый суп, шницель размером в две тарелки, приправленный сметаной и рукколой? Да пожалуйста!

К слову о рецептах, шницель размером в две тарелки, приправленный сметаной и рукколой придумал ещё Отти, пару лет назад, и это блюдо его так развилось, так понравилось норвежским жителям, что пешком по дну моря перешло Ботнический залив и попало сюда, на АВС в Турку.

Помню, помню паромы, эти гиганты, раскрашенные в цвета моря и пингвинов, помню и грузовой отсек, куда набивались в два ряда грузовые фуры. Помню закаты на верхней смотровой, а точнее открыто-ветровой палубе. Помню все. И, если честно, хотел бы поработать на таком пароме когда-нибудь в будущем. Помню променады, эти настоящие дворцы, пирсы в центре моря и внутри корабля. На них всегда людно, как на Красной Площади, звучит музыка, по обеим сторонам-магазинчики и кафе, и вокруг бегают белые пляшущие мумий-тролли, завлекая детей. Помню изумительный шведский стол, являющийся достоянием любого такого парома. Вот, бывает, сядешь у окна, и до-олго смотришь, смотришь вслед волнам, а после идёшь мимо нескончаемых прилавков с едой и блуждаешь там, как в сказочном лабиринте. Набираешь, бывает, себе горсть картошки, горсть индейки, и льёшь этак от души три ведра кетчупа! А после, на следующий день, на завтраке, сметаешь всю полочку с арбузами. Да… непередаваемые ощущения.

Но Илья, к сожалению, ехал ведь за бесплатно, и ничего это не испытал. Ютился, прижавшись к оконцу, в каюте, выходящей даже не наружу, а внутрь корабля, на променад, и потихоньку жевал хлебушек. Ему повезло, ведь его сожитель был тоже русский, который все время суетился и немного закуривал. Илья вообще плохо относился к вредным привычкам, но в этот раз, ради того, чтобы слышать родную речь, готов был простить все, все и даже ещё больше. Тоска по родине давала о себе, конечно, знать, но Илья не собирался останавливаться. В разговоре своего путника он заметил многое, что походило на него в молодости: уныние, неуверенность в себе, и смотрел на путника скорее не со злобой, а с милой жалостью. И вспомина-аал…

Вспоминал преимущественно город Турку, от которого только-только начинал отплывать их корабль. Вспоминал, как в детстве он мог часами бродить по этому городу вместе с родителями. Где, под предлогом купить хот-дог на ближайшей набережной делали такие круги, какие даже и не снились гонщикам формулы один и как минимум его неокрепшему детскому воображению. Приходили, правда, часов в восемь-девять, всегда засветло, впрочем, в тех широтах белые ночи-обыденное явление. Спали быстро. С утра, встав рано, не исключено, что и в шесть, и в пять утра по местному времени, приходили на завтрак первыми и после прыгали на паром. «Силья Лайн», скажем, до Мариенхамины, отходящий уже в семь утра по местному времени.

Вспоминается: так вот стоишь на смотровой палубе, ночь ли, или закат, утренние ли прибытие, и смотришь в водяную бездну. Глядишь прямиком в волны. И детскому воображению предстают то водяные воронки, и ты думаешь, что это от трубы затонувшего внезапно лайнера, то ты боишься, что проскользнешь случайно между перил, и тебя съест пучина. А последнее, что ты увидишь-будет мутное дно Балтики и отдаляющиеся винты поржавевшего снизу судна. Но, в целом, бытие на палубе балтийских паромов было, пожалуй, моим любимым занятием. Все копны ветра, все волны и брызги долетают до тебя, если ты стоишь на пятой открытой палубе. Ты чувствуешь себя почти в невесомости, так как ветер сдувает с тебя все и кажется, порою кажется, делает это со скоростью звука.

***

По мановению корабельного винта вода принимала свежий, жаждущий характер.