Честный акционер

— Да, но врач сказал, что он бессилен помочь Храбровицкому. Он сказал, что от таких болезней есть только одно средство — воздух свободы. А судя по действиям прокуратуры, Михаилу это не светит. Они взялись за него всерьез.

Берлин немного помолчал и добавил:

— Миша просил тебе передать, что сильно по тебе скучает. И чтобы ты не падала духом. И… и если случится что-нибудь страшное… прими это спокойно. Потому что это будет его решение.

Глаза Ларисы расширились от страха:

— О чем это вы?

Берлин опустил глаза:

— Похоже, он задумал что-то дурное. Я пробовал его отговорить, но ты ведь его знаешь. Ему очень тяжело в тюрьме.

— Он что, хочет покончить жизнь самоубийством? — спросила Лариса, замирая от ужаса.

Берлин кивнул:

— Похоже на то.

Лариса выпустила из пальцев сумочку и прижала ладони к груди.

— Что же нам делать? — хрипло спросила она. — Чем мы можем ему помочь?

— Я обсуждал этот вопрос с адвокатами. Не знаю, стоит ли прислушиваться к их мнению… Ты ведь знаешь, они практики и циники…

— Что они сказали?

— Они склоняются к мысли, что помочь Михаилу уже ничем нельзя. Для Казанского посадить Храбро-вицкого — вопрос чести. Понимаешь, он слишком сильно увяз в этом деле. Слишком много напортачил, чтобы признавать свои ошибки. Если он пойдет на попятную — ему сильно непоздоровится. — Берлин вздохнул и развел ладони. — Теперь это вопрос личных амбиций господина Казанского. И исход дела на девяносто процентов зависит от него.

— Но ведь должно же у него в душе остаться хоть что-то человеческое! — воскликнула Лариса. — Неужели он не понимает, что в его руках — человеческая жизнь!

— Думаю, что ему на это плевать. Он столько раз брал грех на душу, что еще от одной загубленной жизни его душа чернее не станет. По крайней мере, он так думает.

Лариса сжала кулаки:

— А другие? Ведь Генпрокуратура — это не один Казанский!

Берлин положил руки на руль и медленно покачал головой:

— Пока Казанский сидит на этом деле, другие обходят его стороной. Связываться с ним — себе дороже. Да и зачем это им? У них своих дел по горло. Нет, Лариса, Казанского не обойти. Все упирается в него. А в нем, похоже, кроме ненависти, никаких чувств к Михаилу не осталось. Да и не было, наверное.

— А если нам пожаловаться на него? Подать на него в суд?

Берлин горько усмехнулся:

— Бесполезно. В его действиях нет состава преступления. По крайней мере, на взгляд следователей и судей. Они ведь все так поступают. Помнишь, как в «Джентльменах удачи»? «Чем больше посадим — тем лучше». У них, в этой чертовой прокуратуре, тоже — показатели и свои планы. А планы нужно выполнять. Любой ценой. К тому же на них давят сверху. Вот они и стараются.

Лариса повернулась и пристально на него посмотрела.

— И что мы будем делать? — спросила она, еле шевеля сухими губами.

Берлин откинул со лба чуб и сказал:

— Думать. Времени у нас осталось мало. Если мне что-то придет в голову, я тебе позвоню.

В комнате находилось пятеро: Геннадий Кизиков, Лариса Кизикова, ее жених Евгений Бабаев, друг Евгения — Олег Бебиков и приятель Бебикова — Андрей Кириллов. Кириллова Лариса, Евгений и Геннадий видели второй раз в жизни. Это был вальяжный и раскованный молодой человек с круглым, добродушным лицом и лукавыми маленькими глазками. Он сидел на диване, сложив руки на груди, и болтал короткой ногой, обутой в лакированный черный ботинок. Бебиков представил его как «частного детектива». Но на детектива Кириллов был похож меньше всего.

Лариса, одетая в красный халат и мягкие тапочки, на правах председателя собрания расхаживала по комнате и излагала свои соображения. Ее влажные волосы были зачесаны назад, черные брови были нахмурены, а глаза сверкали странным, судорожным блеском.

— Особую рьяность в этом деле проявляет госсоветник юстиции второго класса Казанский, — сказала Лариса. — Папа передал ему папку с собранными доказательствами, но он не присовокупил ее к делу. Мне кажется, он ее просто уничтожил.

— Довольно подло, — заметил Кириллов, по-прежнему беспечно болтая йогой.

— Да уж, — поддакнул Бебиков. — За такое надо морду бить.

— Я предлагаю послать ему письмо, — сказала Лариса. — Ив этом письме написать: если он не захочет вести дело честно, ему не поздоровится.

— Я не согласен, — пробасил Бабаев.

Лариса удивленно на него посмотрела. Уж от кого-кого, а от него, своего верного спутника, она возражений не ожидала. Губы Ларисы презрительно изогнулись.

— Ты что, струсил?

Бабаев энергично потряс головой:

— Не в этом смысле, дорогая. Я просто не думаю, что его напугает какое-то письмо. Казанский — человек пуганый. Ему все наши угрозы, как мертвому припарка.

При слове «мертвый» Лариса вздрогнула, и Евгений это заметил.

— Что с тобой? В комнате холодно?

— Нет. Просто я… Да нет, ничего. Что же ты предлагаешь?

— Тут нужны более решительные действия, — сказал Бабаев.

— Верно, — кивнул Олег Бебиков. — Письмом эту сволочь не проймешь. Такие, как он, понимают только это… — Он сжал пальцы в кулак и потряс им перед собой. — Поверь, Лариса, это убеждает лучше любых писем и угроз.

Он повернулся к Геннадию:

— А ты что скажешь?