Чёт и вычет

Всесильный бог погоды много дней как залил зенки,
забыл дела, как в школе первый класс на переменке,
и скрылся от вопросов в свой заоблачный сераль.
Но календарь, угрюмо скособочившись на стенке,
упрямо утверждает, что на улице февраль.

Давно сугробы выцвели, давно сошли на кашу.

Зима – когда-то наше все – теперь уже не наше;
она сдает позиции. Легко, за пядью пядь…
От вечера до вечера соскальзывают в кашель
проклятые гриппозные плюс два, плюс три, плюс пять.

Стучат по крыше градины – крупны, как чечевица.

Зачем куда-то улетать в такую зиму, птица? —
и здесь неплохо кормят, и не холодно ничуть.
В такое время встретиться сложнее, чем проститься,
и миражом мелькает ускользающая суть.

А на скамейке замерли торжественно вороны

и выглядят серьезнее министра обороны,
распоряженья глупые бормочут нараспев.
Зима, в твоем оружии закончились патроны,
и ты сама закончишься, начаться не успев.

Пронто

Мир вокруг опасен и неведом,
им владеют белки и скворцы…
Тротуар укрылся, словно пледом,
слоем аллергической пыльцы.
Соблюдая дух погодной сводки, —
дунул раз-другой и был таков —
ветерок перебирает четки
крохотных пушистых облаков.
Смотрит благосклонным взором фавна
солнце на безлюдный ряд аллей,
где летят на землю плавно-плавно
стреляные гильзы тополей.
Жизнь спешит куда-то в темпе пронто,
исчезая даром, просто так
за далекой кромкой горизонта,
где Земля стоит на трех китах,
где, срываясь вниз, впадают реки
в пустоту небесных теплотрасс…

Мир как не нуждался в человеке,

так и не нуждается сейчас.

Бордюр-поребрик

Лето вдаль уплывает на траченном ржавчиной судне.
Для одних – слишком рано, другим же – хватило с лихвой.
Небо темным набрякло. Четыре часа пополудни.
И дождинки нечастые цокают по мостовой.

Грозовое предчувствие, без никакого резона

появившись на миг, тихой тенью ушло в пустоту.
Впереди межсезонье – граница, транзитная зона,
накопитель в большом и безумном аэропорту.

До чего же безветренно в городе влажном и хмуром,

где престиж и успех почитаемы, словно тотем!
В дни, подобные этим, уместны Дассен с Азнавуром.
Про себя напевая, бредешь, наблюдая за тем,

как девчонка-малявка порхает легко и небрежно —

(так, что хочется верить: мы все никогда не умрем…) —
по бордюру, скорей – по сырому поребрику, между
уходящим рыжеющим августом и сентябрем.

Радио Ностальжи

Парадизо