Четки

— Элиминация забирает в год не больше чем пятнадцать тысяч человек, — сказал нюхач. — Здесь около ста, ну, ста пятидесяти. За несколько дней проверю всех. Я не знаю, что именно вы хотите от меня, но я обещаю, что это не отразится на работе. Я буду искать ее в свободное время.

— Ты ждешь, что я помогу тебе найти ее? Предоставлю ей лучшую жизнь?

В борделе с другой стороны помоста? Харпад не спрашивал, он предпочитал молчать. Вольф ответил сам:

— Не помогу тебе с поисками дочери. Если веришь в какого-то бога, то молись ему, чтобы судьба оказалась к ней благосклонна. Молись, чтобы там, куда она попала, было так же. Только это ты и можешь.

— Как это… так же? — Харпад беспомощно смотрел на него.

— Потрачу минутку, чтобы объяснить тебе, почему ты никогда не найдешь дочь. Потом не будем к этому возвращаться. Межуровень поделен на зоны. Ты сейчас находишься в одной из них и проведешь тут остаток своей жизни. Затем или умрешь, или присоединишься к старцам и тоже умрешь, только с большими страданиями.

Смех лысых сзади. Откуда они знают, когда должны смеяться?

Значит, Вольф не только не поможет ему найти Марысю, но и сделает это невозможным. Харпад ему нужен, а найти дочь — значит вернуться Наверх. Остальное можно додумать.

— Если пойдешь довольно далеко на север или на юг, попадешь на баррикады, — продолжал Вольф. — Если попытаешься их пройти, будешь убит. За баррикадами другая зона, к которой ты не принадлежишь. Тут руковожу я, там — кто-то другой. Ты попал ко мне и у меня останешься.

Он выдохнул облако дыма и посмотрел на нюхача с видом, который мог показаться забавным. Мог бы, если бы у Вольфа было чувство юмора.

— Люди после Элиминации не перестают размножаться, — добавил он, засовывая сигару в рот.

Смысл этой фразы доходил до нюхача медленно. Когда он наконец понял, что это означает, то сжался.

— Так выглядит Межуровень. — Вольф повернулся вместе с креслом в сторону террасы. — Всё Кольцо Варшава. Люди Сверху — это редкость, маленькая часть населения. Большинство здесь родились, живут и умирают. Сколько нас тут живет, неизвестно. Многие считали, и у всех разные результаты. Примерно от трехсот до четырехсот миллионов.

III

Левая рука откидывает крышку, правая тянет трос и накидывает его на крюк возле колеса. Щелчок, сделано. Левая рука откидывает крышку, правая тянет трос и накидывает его на крюк возле колеса. Щелчок, сделано. Левая рука откидывает…

Самокат. Розовый самокат для маленьких девочек. Когда-то у нее был такой. Папа подарил. В хорошие времена, когда над головой не царил полумрак, а вокруг, вместо гула, звучала тишина. Когда не было Зова. Она не привыкла к этому и уже никогда не привыкнет. Ни к вечной ночи, ни к басовому гулу неизвестного происхождения. Ни ко всем этим людям, которые могут ее обидеть. На фабрике было еще громче, и каждый день был другой звук. Потому что она каждый день попадала на другую фабрику.

Сколько уже времени прошло? Две недели? Три? Как считать, если вечная ночь мешает подсчетам.

Ей сказали, что она не выйдет с ночного базара, потому что это не ночной базар. Сначала она не поверила. Ждала включения. Ждала, а время неумолимо тянулось. Наконец она поняла, что не время тянется, а день не идет. И не придет. Она примирилась с этим. Не полностью, поскольку врагом мог оказаться любой, а темные закоулки все еще оставались тайной. Она примирилась настолько, чтобы делать что угодно, только не забиваться в угол.

Она была элиминирована, а сюда попадают все элиминированные. Она знала, что такое Элиминация. Сюда попадали бандиты, воры и убийцы — люди такие злые, что даже тюрьма им не поможет. Тогда что тут делает она? Кто-то ошибся и решил, что она вор? Она никогда ничего не крала. Ну раз забрала у одноклассницы мелок того цвета, что у нее не было. Но за это не отправляют в Элиминацию. А мелок и так был наполовину исписан.

Что со школой? Про это она не спрашивала. Поняла, что школы тут не будет. Сначала обрадовалась, а потом… а потом пришел Зов. Хуже, чем школа, значительно хуже. Повторение тех же самых действий, без перерыва, на протяжении многих часов.

Конец работе. Откуда она это знала, хотя не было звонка, как в школе. Она отошла от ленты. В зал заходили новые люди и занимали места тех, кто уже закончил. На ее место встала девочка, ненамного старше нее.

Марыся хотела спросить, откуда она знает, чтó должна делать. Но, естественно, не спросила, только наблюдала. Девочка смотрела строго перед собой. Левая рука откидывает крышку, правая тянет трос и накидывает на крюк у колеса. Щелчок, сделано. Не нужно даже смотреть, это можно делать на ощупь.

Может, Марысю тоже кто-то спрашивал, а она не ответила? Нет, она помнила все с самого начала. Помнила каждый самокат, что сделала.