Маленькая комнатка с звуконепроницаемыми стенами, стул кодировщика, снаружи столпотворение ожидающих. Это напоминало очередь к знахарю. Он видел когда-то нечто подобное в архивных фильмах до Перемен. Но тут никто не болел. Люди были бинарными машинами. Или жили, или умирали. Не было болезней, потому что наноБ могло все вылечить. Здоровые зубы, здоровая кожа, здоровое сердце, здоровое все. А если наноБ не могло вылечить человека, оно его отключало. Быстро и безболезненно. Единственные болезни, которые появлялись в Межуровне, это болезни разума.
Еремия исчез, как всегда. Неважно, Харпад и так знал, что ему делать. Или не знал, но и так это делал. Ему не надо было никого касаться и закрывать глаза. Не нужно было даже сюда приходить. Он был здесь, чтобы придать ритуалу серьезность. Люди подходили, садились перед ним, он клал руки им на голову, закрывал глаза и присматривался к зеленым цифрам, которые кружили над их головами. Когда он закрывал глаза, люди исчезали. Цифры — нет. Может, закрытие глаз помогало? Он не знал, что делал. Однако его работа была эффективной. Он всматривался в эти цифры, переставлял и прекрасно знал, когда не нужно больше переставлять, потому что работа окончена. Так, как и сказал Вольф: «Тебе не нужно понимать, только делать». Он сказал это неделю или две назад.
Харпад был одним из более десятка кодировщиков. Все работали на Вольфа и были опорой его власти. Цель кодировки была проста. В конце работы на фабрике каждый закодированный человек должен был принести трофей — последнюю вещь, над которой работал. Делал это как будто во сне, неосознанно. Банку напитка, пачку кофе, ботинки. Что бы это ни было, оно попадало к Вольфу. Мелкое изменение в коде, которого не понимал ни один кодировщик. Но это работало, хотя со временем эффект ослабевал, и кодировку нужно было повторять.
Закодированные были добровольцами, им платили за работу. Они не могли оставлять трофеи себе, но получали за него бумажные деньги. Харпад их тоже получал, причем лично от Вольфа. Как и другие его коллеги, он получил комнату в Крепости и доступ к клубу на другой стороне пассажа. Там он тратил бумажные деньги.
В тот день Вольф был вымотанным. Ему не хватало энергии. Выглядел, как будто от волнения прибавил несколько лет. Он сидел сгорбленный, сигара тлела в пепельнице, а не в его губах. Молча он протянул Харпаду пачку банкнот и развернулся в кресле в сторону террасы.
Откуда он берет деньги? Фабрика денег была единственной, откуда нельзя было ничего вынести. Любопытство быстро прошло.
Харпад вышел.
Он мог пойти просто к себе в комнату, а мог повернуть вправо — к подвесному мосту и клубу. Он сомневался. Спать не хотелось, но общества для попойки ему тоже не было нужно. Он посмотрел влево, где перед ним открывался третий вариант — ступени, ведущие к выходу из Крепости.
Он спустился и прошел мимо двух лысых солдат. Они его знали, потому не трогали. Медленным шагом он пошел через всегда оживленный пассаж, и его вдруг охватило ощущение, что это его мир, к которому он принадлежит, как будто бы он провел здесь уже много лет. А может, он родился и вырос здесь? Может, небоскребы, полицейские, сенсорные панели, машины, ночи и дни — может, все это ему только приснилось?
Он сел на низкой лавке и вытащил из рукава пачку сигарет. Было очень приятно так просто сидеть, курить и смотреть на проходящих мимо людей. Когда тебя ничего не заботит.
Девушка в занавеске села рядом. Теперь на ней была не занавеска, а комбинезон, который носили почти все. Она ему нравилась, они встречались всего несколько раз. Может, она станет его другом?
— Привет. — Она протянула ему маленький продолговатый предмет.
Банка была замотана в ткань. Он выбросил недокуренную сигарету на землю, открыл банку и сделал глоток. Напиток был сладким, пенился во рту. Знакомый вкус. Откуда он его знал?
— Вспомнил? — спросила она.
Кончик ручки двигался в миллиметре от бумаги. Короткие пухлые пальцы бухгалтера тренировались в этом годами. Глаза за толстыми стеклами очков задерживались на каждой цифре, а цифры складывались в его голове в числа, в ряды чисел, в анализы и прогнозы. Больше ста строк на каждой странице, больше трехсот символов в каждой строке. Больше шестидесяти тысяч символов на раскладке. Имена, фамилии, приход, категории трофеев, выплаченные вознаграждения.
Плавные движения ручки, а минутой позже кончик остановился. Дрогнул и начал возвращаться к только что проверенным цифрам.
Он не мог проговорить на память всю книгу, но последние несколько страниц — с точностью. Именно они были важны. Все остальное имело только архивную ценность. Бухгалтер не помнил, был ли он когда-либо вынужден возвращаться дальше чем на десять-пятнадцать страниц. Сейчас он вернулся только на одну, чтобы проверить, все ли сходится. Он обернулся и начал барабанить по клавиатуре компьютера. Он редко это делал, все у него было в голове. Компьютером он пользовался только тогда, когда попадалась ошибка.