Четверо детей и чудище

– Я уже вам говорила. Я правда не пыталась у той девочки обруч украсть. Они все не так поняли. Я в жизни ничего не крала!

– Ну-ну! Говори, как тебя звать, парень, и откуда ты. Только правду говори, а не то я очень разозлюсь.

– Меня зовут Розалинда Хартлпул, я… в основном я с мамой живу, в Сток-Ньюингтоне, в Лондоне, но сейчас гощу у папы в Оксшотте, в Суррее, – начала рассказывать я, отчаянно стараясь ничего не утаить и не думая о последствиях.

– А что ж ты тогда делаешь в Кенте? Больно ты много разъезжаешь. Родители твои – цыгане?

– Нет, папа в бухгалтерской фирме работает, а мама – в банке, – сказала я.

– Так давай пошлем за твоими почтенными батюшкой с матушкой, – предложил полицейский.

– Хотелось бы, но… не получится, – всхлипнула я.

– Конечно, не получится, потому что их на свете нет, и не было никогда, так? Ты, вестимо, попрошайка или вор, нечего тебе шмыгать по нашей деревне. Обкрадываешь малых детей, а как попался – давай брехать с три короба. Мальцам вроде тебя дорога только в одно место – в работный дом, где тебя к делу приставят, оденут как подобает и научат уму-разуму.

– Не надо, прошу вас! Послушайте, у меня здесь знакомые есть. Семья в красном доме, они мои близкие друзья. Антея, Джейн, Сирил, Роберт и Ягненок.

– Мне некогда слушать твои побасенки про какую-то ребятню и их скотину. Ступай давай за мной.

– Но я правда их знаю. Спросите в том доме, – сказала я.

– Как фамилия этой твоей семьи?

– Я… я не знаю… но их самих я знаю, клянусь. Вы спросите Антею. Ой, нет! Ее, скорее всего, сейчас нет, и остальных тоже, – но вы спросите Марту, их няню, она наверняка меня вспомнит.

– Да хватит уже балаболить! Не выводи меня из себя. Пошли давай.

– Пожалуйста, не надо в работный дом, прошу вас! Там ужасно, – закричала я.

– Стало быть, тебе не впервой, а?

– Я мюзикл «Оливер» смотрела, там мальчик ест одну жидкую кашу и умоляет о добавке.

– Замолчишь ты или нет? В наше время с кашей полный порядок. На завтрак получишь полную миску овсянки и кружку какао, а на обед – хлеб и баранину с картохой. Ночлежка открывается в шесть, если поторопишься – успеешь к ужину.

Что мне было делать? Пришлось идти с ним.

– Только не тащите меня больше за ухо. Ужасно больно, – взмолилась я.

– У тебя два уха. Ухвачу за второе, – сказал он.

Но это была такая мрачная шутка. Он взял меня за локоть и повел по деревне. Как раз представилась возможность увидеть типичные эдвардианские магазины – только я была в таком отчаянии, что ничего вокруг не замечала, пока мы не подошли ко входу в большое каменное здание.

Полицейский постучал массивным дверным молотком, крепко держа меня другой рукой. Дверь открыла тощая надзирательница в длинном фартуке. Она посмотрела на меня, прищурившись:

– Очередной шпаненок?

– Ну, сам-то он говорит, что девица. Полагаю, вы разберетесь, врет он или нет.

Женщина фыркнула – мол, ей дела нет, мальчик я или девочка.

– Ступай за мной. – Она втащила меня в дом.

– Прошу вас, мэм, я правда девочка, и я ничего плохого не сделала. Это какая-то ужасная ошибка, – взмолилась я. – Отпустите меня домой.

– И где твой дом? – спросила она.

Вряд ли она бы поверила, что от обоих домов меня отделяют века. Мамину квартиру, как и папин дом, еще не построили. Они сами еще не родились. Как и их родители, и родители их родителей. Мелькнула дикая мысль: может, прапрабабушка с прапрадедушкой признают во мне родню и возьмут к себе? Но шанс ничтожный.

– Отвечай же, – сказала надзирательница.

– Да вот… по всей видимости, сейчас у меня нет дома, – промямлила я.

– Тогда пойдешь со мной в приемное, – заключила она.

Это оказалась мрачная комнатушка с двумя большими каменными ванными напротив входа.

– Снимай это тряпье, да поживей, – велела она.

– Нет… я… я не хочу! – слабым голосом стала отказываться я.

– Надо тебя вымыть. Отдраить хорошенько и паразитов повывести. А то всех жильцов мне заразишь. – Она открыла кран над одной из ванн.

Съежившись от смущения, я сняла джинсы, футболку и трусы. Она с изумлением посмотрела на мою одежду, качая головой, потом подобрала ее двумя пальцами и бросила в плетеную корзину.

– Девчонка, значит. И чего только в этот диковинный мальчиковый костюм нарядилась, – сказала она. – Давай пошевеливайся. Залазь в ванну и начинай с себя грязь соскребать.

Я осторожно сунула ногу в воду и взвизгнула:

– Ледяная!

– Давай уже залазь, сколько можно. Ишь, расшумелась, – прикрикнула она. – По-твоему, у нас есть время для каждого тут воду подогревать? Шевелись, кому сказано, до полуночи мне как пить дать еще десяток приведут.

Я наскоро вымылась в леденющей воде сидя на корточках – дно у ванны было шершавое и мерзкое. Мыло воняло и щипало глаза.

– И космы свои вымыть не забудь, – сказала надзирательница.