Четверо детей и чудище

— Ну что еще стряслось?

Из-за угла вышел полицейский в тяжелом шлеме и мундире, застегнутом на все пуговицы. Тетки все заговорили хором и давай подталкивать меня к полицейскому.

— Прошу вас, офицер, это ужасное недоразумение. Я не пыталась украсть обруч у девочки. Я просто хотела с ней поиграть. Она мне сама разрешила, — затараторила я, но он не стал слушать.

— Пойдешь со мной, шушера! Я тебя отучу пугать почтенных дам и ребятишек! Будьте покойны, дамы, уж я разберусь с этим шпаненком.

Он схватил меня за ухо и потащил за собой. Это было больно и невыносимо унизительно. Я заплакала, и тогда полицейский еще сильней дернул меня за мое несчастное горящее ухо.

— Хватит скулить! Ты же почти мужчина, утри сопли, — велел он.

— Никакой я не мужчина, я девочка! — прорыдала я.

— А чего ж так разоделась? — спросил он. — Девица или нет, добра от тебя не жди. Пойдешь со мной.

Так он довел меня до самого участка и втащил внутрь. Мне как будто снился безумный кошмар. Я ждала, что сейчас меня бросят в камеру, может, даже прикуют к стене, но меня посадили в самой обычной комнате со столом и стульями.

— Заканчивай уже хныкать. Сознайся во всем и расскажи, как все было по правде, — сказал он.

— Я уже вам говорила. Я правда не пыталась у той девочки обруч украсть. Они все не так поняли. Я в жизни ничего не крала!

— Ну-ну! Говори, как тебя звать, парень, и откуда ты. Только правду говори, а не то я очень разозлюсь.

— Меня зовут Розалинда Хартлпул, я… в основном я с мамой живу, в Сток-Ньюингтоне, в Лондоне, но сейчас гощу у папы в Оксшотте, в Суррее, — начала рассказывать я, отчаянно стараясь ничего не утаить и не думая о последствиях.

— А что ж ты тогда делаешь в Кенте? Больно ты много разъезжаешь. Родители твои — цыгане?

— Нет, папа в бухгалтерской фирме работает, а мама — в банке, — сказала я.

— Так давай пошлем за твоими почтенными батюшкой с матушкой, — предложил полицейский.

— Хотелось бы, но… не получится, — всхлипнула я.

— Конечно, не получится, потому что их на свете нет, и не было никогда, так? Ты, вестимо, попрошайка или вор, нечего тебе шмыгать по нашей деревне. Обкрадываешь малых детей, а как попался — давай брехать с три короба. Мальцам вроде тебя дорога только в одно место — в работный дом, где тебя к делу приставят, оденут как подобает и научат уму-разуму.

— Не надо, прошу вас! Послушайте, у меня здесь знакомые есть. Семья в красном доме, они мои близкие друзья. Антея, Джейн, Сирил, Роберт и Ягненок.

— Мне некогда слушать твои побасенки про какую-то ребятню и их скотину. Ступай давай за мной.

— Но я правда их знаю. Спросите в том доме, — сказала я.

— Как фамилия этой твоей семьи?

— Я… я не знаю… но их самих я знаю, клянусь. Вы спросите Антею. Ой, нет! Ее, скорее всего, сейчас нет, и остальных тоже, — но вы спросите Марту, их няню, она наверняка меня вспомнит.

— Да хватит уже балаболить! Не выводи меня из себя. Пошли давай.

— Пожалуйста, не надо в работный дом, прошу вас! Там ужасно, — закричала я.

— Стало быть, тебе не впервой, а?

— Я мюзикл «Оливер» смотрела, там мальчик ест одну жидкую кашу и умоляет о добавке.

— Замолчишь ты или нет? В наше время с кашей полный порядок. На завтрак получишь полную миску овсянки и кружку какао, а на обед — хлеб и баранину с картохой. Ночлежка открывается в шесть, если поторопишься — успеешь к ужину.

Что мне было делать? Пришлось идти с ним.

— Только не тащите меня больше за ухо. Ужасно больно, — взмолилась я.

— У тебя два уха. Ухвачу за второе, — сказал он.

Но это была такая мрачная шутка. Он взял меня за локоть и повел по деревне. Как раз представилась возможность увидеть типичные эдвардианские магазины — только я была в таком отчаянии, что ничего вокруг не замечала, пока мы не подошли ко входу в большое каменное здание.

Полицейский постучал массивным дверным молотком, крепко держа меня другой рукой. Дверь открыла тощая надзирательница в длинном фартуке. Она посмотрела на меня, прищурившись:

— Очередной шпаненок?

— Ну, сам-то он говорит, что девица. Полагаю, вы разберетесь, врет он или нет.

Женщина фыркнула — мол, ей дела нет, мальчик я или девочка.

— Ступай за мной. — Она втащила меня в дом.

— Прошу вас, мэм, я правда девочка, и я ничего плохого не сделала. Это какая-то ужасная ошибка, — взмолилась я. — Отпустите меня домой.

— И где твой дом? — спросила она.

Вряд ли она бы поверила, что от обоих домов меня отделяют века. Мамину квартиру, как и папин дом, еще не построили. Они сами еще не родились. Как и их родители, и родители их родителей. Мелькнула дикая мысль: может, прапрабабушка с прапрадедушкой признают во мне родню и возьмут к себе? Но шанс ничтожный.

— Отвечай же, — сказала надзирательница.

— Да вот… по всей видимости, сейчас у меня нет дома, — промямлила я.

— Тогда пойдешь со мной в приемное, — заключила она.

Это оказалась мрачная комнатушка с двумя большими каменными ванными напротив входа.

— Снимай это тряпье, да поживей, — велела она.

— Нет… я… я не хочу! — слабым голосом стала отказываться я.