Четверть века назад. Часть 1

— Милое дитя! тѣмъ-же акаѳистомъ пропѣлъ графъ.

— Cher comte, soyez le bienvenu chez moi, заголосила княгиня, встрѣчая его въ первой гостинной, гдѣ висѣлъ „portrait d'аncêtre,“ — но вспомнивъ что „cher comte“ ни слова не понималъ ни на какомъ иностранномъ языкѣ, предложила ему завтракать по русски.

Онъ опять поднялъ обѣ ладони кверху, и опять повторилъ тоже.

— Не хочу, никогда не завтракаю! А, милое дитя! И онъ пошелъ на встрѣчу входившей въ гостинную княжны;- какъ ваше здоровье?

Лина присѣла; онъ пожалъ ея тонкія руки своими обѣими, пухлыми какъ у попа въ богатомъ приходѣ, руками.

— И шалунья тутъ-же? пропѣлъ онъ опять, узнавая Ольгу Елпидифоровну, вышедшую вслѣдъ за княжной;- когда опять въ Москву? А отцу сказали что я поручилъ?

— Сказала, прошептала барышня, и тутъ-же глянула ему въ глаза своимъ забирающимъ взглядомъ.

Онъ умильно улыбнулся, и погрозилъ ей пальцемъ.

— Шалунья! Шажковъ! кликнулъ онъ черезъ спину пріѣхавшаго съ нимъ чиновника, — исправника!

Толстый Елпидифоръ стоялъ, въ ожиданіи, въ передней, крестя себя по животу и шепча отъ времени до времени: „пронеси, Господи!..“

Онъ какъ бомба влетѣлъ, по зову, въ гостинную, и вытянулся въ дверяхъ будто аршинъ проглотилъ.

— Исправникъ, запѣлъ графъ, — говорила тебѣ дочь что я поручилъ?

— Точно такъ, ваше сіятельство! еле слышно прошепталъ онъ сквозь засохшее отъ страха горло.

— Помни! Будешь играть, — прогоню вонъ! А шалунью въ Москву — пѣть!.. говорятъ, голосъ хорошъ! Онъ погрозилъ опять бойкой барышнѣ, стараясь какъ можно лукавѣе глянуть, въ свою очередь, въ ея искрившіеся глаза.

— Monsieur Акулинъ прекрасно на сценѣ играетъ! отрекомендовала его княгиня Аглая, на которую исправникъ глядѣлъ умоляющими глазами.

— Актеръ? Это хорошо! Графиня (онъ назвалъ по имени жену свою) очень любитъ театръ. Что играете?

— Гамлета, ваше сіятельство! прохрипѣлъ Елпидифоръ.

— Не знаю! И графъ приподнялъ свои ладони.

— C'est sérieux! объяснила Аглая, — но они еще играютъ одно такое смѣшное…

— Льва Гурыча Синичкина, ваше сіятельство!

— А! вспомнилъ онъ и ткнулъ пальцемъ по направленію исправника, — Живокини еще играетъ?

— Точно такъ, ваше-съ… чуть не заржалъ въ отвѣтъ на милостивый вопросъ осчастливленный Елпидифоръ.

— Хорошій актеръ! поощрительно отозвалось его сіятельство;- смѣшитъ меня!..

— Не пройдемъ-ли мы ко мнѣ? предложилъ князь Ларіонъ, все время морщившійся отъ этого разговора.

— Пойдемъ; поговорить надо!.. Шалунья! Онъ еще разъ погрозился пальцемъ барышнѣ, и отправился, сопровождаемый княземъ, въ его покои.

Шажкова — это былъ особый типъ московскаго чиновника, служащаго изъ за „крестишекъ,“ нѣчто среднее между Фамусовымъ и Молчалинымъ, крепышокъ на пѣтушьихъ ногахъ и при пѣтушьей надменности, — Шажкова увели кормить….

ХXVI

— Я твое письмо отослалъ какъ есть, говорилъ графъ въ библіотекѣ, усѣвшись въ самую спинку большаго вольтеровскаго кресла и уложивъ локти по его ручкамъ, а ножки свои сдвинувъ крестъ на крестъ; онъ очень походилъ въ этомъ положеніи на индійскаго бога Вишну.

— И апробуете? спросилъ князь Ларіонъ.

— Чтоже, написалъ по совѣсти, — апробую!

— Я не приму никакого мѣста связаннаго съ какими-либо полицейскими обязанностями… Не потому что-бы я отрицалъ пользу полиціи; хорошая полиція при нашемъ невѣжествѣ — все… или почти, и долго еще будетъ все, слегка вздохнулъ князь;- только я на нее не способенъ… Слишкомъ хорошъ, или слишкомъ дуренъ, какъ хотите… Онъ усмѣхнулся.

— Безъ полиціи нельзя! пропѣлъ графъ.

— Да, но и она мертвое орудіе у нихъ въ рукахъ… Поглядите, что дѣлается кругомъ: воровство, неправосудіе, отсутствіе ума вездѣ… Вотъ зачѣмъ смотрѣть, что карать, о чемъ печалиться!.. А они науки боятся, и образованныхъ людей преслѣдуютъ!.. Припомните мое слово, съ какою-то невольною торжественностью возвысилъ голосъ князь Ларіонъ, — здоровую мысль они теперь въ подземную трубу гонятъ; въ слѣдующемъ поколѣніи она у нихъ оттуда или взрывомъ, или гнильемъ выйдетъ!..

— Знаю! Не я! отмахнулся обѣими ладонями Вишну;- у меня въ государственномъ совѣтѣ (на его языкѣ это означало московскій англійскій клубъ) каждый вечеръ дѣла рѣшаютъ, приговоры… Пусть! Онъ выставилъ впередъ нижнюю губу, и добродушно разсмѣялся; — опять славянофилы какіе-то есть… Знаю; на Собачьей площадкѣ собираются, умные люди, государства дѣлятъ… Мнѣ пишутъ изъ Петербурга: наблюдай, чтобъ не смѣли! Я имъ пишу: вздоръ, я отвѣчаю, пусть болтаютъ! Преслѣдовать будешь, — хуже! Я мошенниковъ и шулеровъ однихъ вонъ изъ Москвы гоню!..

— До чего это доходитъ, въ какой обманъ вводятъ Государя! заговорилъ опять князь:- вотъ тутъ у насъ молодой человѣкъ есть; сосѣдъ, на профессорскую каѳедру готовился…

— Фамилія какъ?

— Гундуровъ.

— Гундуровъ? Въ Клястицкомъ гусарскомъ полку былъ одинъ Гундуровъ, маіоръ, весёлая голова. Не отецъ?

— Нѣтъ, отца я зналъ, никогда военнымъ не былъ… Князь Ларіонъ разсказалъ повѣсть нашего героя.

— Пустяки! засмѣялся графъ;- зачѣмъ ѣздилъ въ Петербургъ? Мнѣ бы просьбу подалъ, — отпустили-бы.