Четверть века назад. Часть 2

А Аглая Константиновна въ это время переживала свое послѣднее разочарованіе. Надежды которыя она возлагала на прибывшаго изъ Москвы доктора окончательно рушились. Пригласивъ его въ себѣ во внутренніе аппартаменты, она весьма пространно и весьма запутанно начала объяснять ему что, по ея мнѣнію, болѣзнь дочери, которая страдала сердцемъ когда онѣ еще жили въ Ниццѣ, нисколько не зависитъ отъ тѣхъ какихъ-то «моральныхъ причинъ* которыми этотъ „monsieur Aurert veut bien объяснять ихъ теперь, и что, ей кажется, каждая болѣзнь должна быть лѣчима какъ это слѣдуетъ, то-есть лѣкарствами и другими средствами, между тѣмъ какъ се monsieur Auvert никакихъ лѣкарствъ не предписалъ, а только говорилъ объ этихъ causes morales, которыя совсѣмъ не дѣло доктора, а принадлежатъ къ secrets de famille, въ которые постороннимъ не слѣдуетъ вмѣшиваться“, а потому она проситъ его, Руднева, „сказать ей настоящую правду, можетъ ли онъ взять на себя лѣчить Лину просто, безо всякихъ этихъ хитростей, которымъ она не вѣритъ, потому что знаетъ откуда онѣ идутъ“ (тутъ разумѣлся, само собою, князь Ларіонъ, подговорившій или подкупившій, но ея понятіямъ, Овера изъ злости въ ней, Аглаѣ, съ цѣлью противодѣйствія ея планамъ относительно замужства `ея дочери), и что за эту „правду“ она „съ большимъ удовольствіемъ готова ему дать mille roubles хоть сейчасъ же.“ На это молодой врачъ, весь вспыхнувъ, весьма рѣшительно и рѣзво объявилъ ей что то чѣмъ страдаетъ княжна — не нарывъ на пальцѣ или жировая шишка, которые можно вылѣчить мазью или надрѣзомъ, что всякая внутренняя болѣзнь тѣсно связана съ условіями жизни больного, съ тѣми именно „моральными причинами“ о которыхъ говорилъ докторъ Оверъ, а тѣмъ болѣе такія страданія какъ страданія сердца, чувствительнѣйшаго изъ нашихъ органовъ, находящіяся въ прямой зависимости отъ этихъ условій и причинъ. „Это извѣстно каждому профану, заключилъ разгорячившись онъ, — а потому я въ вашемъ предложеніи, княгиня, вижу не только обиду для себя, но и какое-то намѣреніе съ вашей стороны, въ обсужденіе котораго я не вхожу, но участвовать въ которомъ я не намѣренъ, и предпочту лучше сегодня же покинуть вашъ домъ!“ Аглая страшно перепугалась, и облившись мгновенно слезами принялась клясться и божиться что она ничего другаго не имѣла въ виду кромѣ „le bonheur de ma fille“, и готова все сдѣлать для этого, а потому умоляетъ доктора остаться и „лѣчить больную какъ онъ знаетъ.“ По его уходѣ она тотчасъ же послала за Евгеніемъ Владиміровичемъ для обычнаго совѣщанія. Но „бригантъ“ напугалъ ее еще болѣе, сказавъ ей что докторъ весьма основательно могъ заключить изъ ея предложенія и разговора съ нимъ что она довела свою дочь до серіозной болѣзни, и теперь хочетъ скрыть это, подкупая его деньгами, и что это можетъ вдѣлаться тотчасъ же извѣстнымъ всей Москвѣ.

— Mais c'est affreux, affreux! завопила Аглая, такъ и вспрыгнувъ на своемъ диванѣ.- Que faire, mon ami, que faire?…

— Доказать на дѣлѣ ему и всѣмъ что это неправда, протянулъ Зяблинъ своимъ сдобнымъ голосомъ, — и воспользоваться представляющимся вамъ для этого случаемъ!

— Какимъ случаемъ, que roulez vous dire?

— Гундуровъ здѣсь, молвилъ „бригантъ“ съ нѣкоторою торжественностью.

Она привскочила другой разъ.

— Гунду… Déjà! Гдѣ онъ?…

— У княжны, къ которой привелъ его князь Ларіонъ Васильевичъ…

— Il l'a mené chez ma fille!..

— Вы дали ему на это полное право: вы сказали ему чтобъ онъ дѣлалъ „какъ хочетъ“.

— C'est doue fini, fini! заголосила Аглая, роняя отчаянно руки и разражаясь новыми слезами.

— Да xnj же это наконецъ, княгиня, вскликнулъ Зяблинъ, теряя всякое терпѣніе (а сколько его было у него съ этою умною женщиной про то могло бы сказать одно небо!), — неужели вы еще надѣялись послѣ, всего что было навязать вашей дочери этого петербургскаго… молодца! Пора, кажется, понять что она умретъ скорѣе чѣмъ выйти за него!

— Je dois done accepter ce petit monsieur poor mon beaг-fils! злобно вскрикнула Аглая. — Если вы не хотите чтобы съ вашеюдочерью…

— Знаю, знаю! перебила она его съ желчнымъ хихиканьемъ, — и вы съ ними говорите заодно! Je n'ai personne poor me défendre!..

Зяблинъ съ выраженіемъ оскорбленнаго достоинства на разбойничьемъ лицѣ поднялся съ мѣста.

— Если вы такъ принимаете мои слова, мнѣ ничего болѣе не остается какъ удалиться….

Она отчаянно замахала руками.

— Ну bien, ну bien, зовите его сюда, зовите, et que cela finisse!..

„Бригантъ“ медленными шагами вышелъ изъ кабинета, — и черезъ пять минутъ вернулся. За нимъ шла Lucrèce, съ которою онъ встрѣтился на лѣстницѣ.

— Она говоритъ что онъ уѣхалъ, промолвилъ онъ, кивая на полногрудую Церлину, и опускаясь въ любимое свое кресло подлѣ дивана хозяйки.

— Господинъ Гундуровъ? Такъ точно, ваше сіятельство, залопотала немедля та, — уѣхали сейчасъ, я сама видѣла. Съ господиномъ Ашанинымъ изволили уѣхать….

— Что же это значитъ? вскликнула княгиня, изумленно разводя руками.