Четверть века с отвёрткой в руках

После включения компьютера на экране телевизора появлялась невнятная черточка, рядом с которой мигал курсор. Кажется, перед этим на экране появлялась заставка "Радио-86", составленная из символов псевдографики, сейчас уже не вспомню. Черточка с мигающим курсором называлась "программа "Монитор", и как я спустя год выяснил, она была очень похожа на Debug из состава MS-DOS, но без многих возможностей. В частности, программу в "Мониторе" можно было писать только в шестнадцатеричных кодах, а не в мнемокодах Ассемблера, как в Debug'е. Еще можно было просмотреть содержимое ОЗУ по определенному адресу; заполнить заданное количество байт ОЗУ заданным символом; запустить программу, задав начальный адрес, по которому она расположена в памяти; а также такие полезные функции, как загрузка программы в ОЗУ с внешнего накопителя, начиная с заданного адреса, и вывод на внешний накопитель программы с заданного адреса ОЗУ и заданной в байтах длины. В качестве накопителя использовался бытовой кассетный аудио-магнитофон, хотя, наверное, можно было бы использовать и катушечный. Для преобразования сигнала с магнитофона в цифровой вид использовалась схемка на операционном усилителе, входящая в состав компьютера. На запайку этого операционника у меня ушло еще полдня, но, к счастью, всё заработало с первого раза.

К тому времени у меня уже была кассета с программами, которую брат принес на время с работы. На слух программы звучали, как набор писков и завываний, которые начинались с однотонного сигнала продолжительностью секунд десять. Переписывать программы с кассеты на кассету, как обычные песни, было нельзя – в процессе перезаписи возникали какие-то искажения, и переписанная программа не могла загрузиться. А загружалась программа так – надо было набрать команду ввода в программе "Монитор", включить магнитофон, дождаться однотонного сигнала и быстро нажать "Ввод", после чего ждать, когда закончится воспроизведение программы на магнитофоне. После завершения ввода программы "Монитор" проверял контрольную сумму введенной программы, и если она не совпадала с подсчитанной при записи программы на ленту, давал ошибку – ввод надо было повторять. То есть всё было серьезно, как на больших машинах!

На той кассете, которую нам дали на время, было несколько программ – Ассемблер, который позволял писать программы не в шестнадцатеричных кодах, а в мнемокодах ассемблера-8080; интерпретатор Бейсика; игра Питон; шахматы; и, разумеется, Тетрис. Ассемблер меня не заинтересовал вообще; на Бейсике я написал пару строчек, убедился, что всё работает, и успокоился; попробовал играть в шахматы – надо было говорить компьютеру свои ходы в шахматной нотации, а он отвечал своими ходами, для визуализации надо было пользоваться традиционной шахматной доской и деревянными фигурами. Играл компьютер вполне прилично, но уж очень медленно, и мне это быстро надоело. Самой любимой игрой у меня стал Тетрис. Я играл в него до часу ночи. На следующий день у меня был гос. экзамен по научному коммунизму.

Перед экзаменом все мысли у меня были там, с моим новым детищем, отвергающим запрет на владение средством производства. Впрочем, не один я не боялся гос. экзамена. Большинство моих однокурсников были спокойны и невозмутимы. Когда кто-то в волнении спросил у нашего старосты: "а кто такой Каутский?" (имелась в виду одна из работ Ленина), Геннадьич ответил односложно: "Ренегат". (Работа называлась "Ренегат Каутский и чего-то там…"). Короче, я получил свои пять очков и поспешил домой – играть в Тетрис.

Пользоваться компьютером, который состоял из отдельных частей, соединенных проводками, было неудобно, и я решил изготовить для своего детища корпус. Для этого мне очень пригодились детальки и болтики, которые я несколько лет собирал на помойке во дворе 4-го корпуса МИИТа. Но всё это надо было закрыть кожухом, изготовить который мне помог мой одноклассник Лёшка Зубов, работавший в то время токарем на Дмитровском экспериментально-механическом заводе. Не поняв по моему рисунку, что же мне нужно, он привёл меня к себе в цех. Там мы нарвались на главного инженера завода, который удивился, что по заводу шляются посторонние. Но нам всё же удалось из миллиметрового стального листа выгнуть подобие кожуха для моей конструкции. Изделие получилось в меру кривоватым, но заусенцы мы зачистили напильником. Получившееся изделие я покрасил голубой нитрокраской, и мой "Радио-86" по цвету стал напоминать ЕС ЭВМ (шкафы ЕС ЭВМ почему-то всегда были голубого цвета).