Четвёртая профессия

Она взяла поднос со свечами, вставленными в красные стеклянные вазочки, и начала их разносить. В полумраке бара она двигалась легко и грациозно, чуть покачивая бедрами, когда огибала острые углы столиков.

Я причинил ей боль. Но она ведь достаточно давно знает меня и должна была бы усвоить, что я болен недержанием речи...

Со своей стороны, я видел ее достаточно часто и должен был бы усвоить, что она красива. Но никогда еще она, по-моему, не достигала этого впечатления с такой подкупающей простотой.

Она вернулась обратно, по пути зажигая свечи. Поставив, наконец, поднос на место, она перегнулась через стойку и сказала:

- Это ты меня извини. Но мне не до шуток. Я же ничего не знаю точно.

- Перестань волноваться. Что бы "монах" ни дал тебе, он хотел тебе помочь.

- Я люблю тебя.

- Что?

- Я люблю тебя.

- А я тебя. - Я так редко произносил эти слова, что они застряли у меня в горле, как будто я лгал, хотя говорил я чистую правду. - Выходи за меня замуж, Луиза. Нет, не качай головой. Я хочу жениться на тебе.

Теперь я снизил голос до шепота. И вымученным шепотом она мне ответила:

- Нет, пока я не выясню, что именно я приняла, я за тебя не выйду. Я не могу доверять себе, пока не узнаю точно.

- И я тоже, - неохотно проронил я. - Но мы не можем и ждать. У нас нет времени.

- Почему?

- Ах, да, ты же не слышала. Лет через десять, а то и скорее, "монахи", чего доброго, взорвут наше Солнце. - Луиза ничего не сказала, только на лбу у нее собрались морщинки. - Все зависит от того, как долго они торгуются. Даже если мы не сумеем построить им пусковой лазер, мы можем убедить их подождать. Их торговым экспедициям приходилось иной раз ждать по...

- О, боже мой! Так ты всерьез! Из-за этого вы с Биллом и поцапались?

- Да.

Луиза вздрогнула. Даже в сумраке бара было видно, как она побледнела. А потом поступила совсем странно.

- Я выйду за тебя, - сказала она.

- Вот и хорошо, - ответил я и вдруг испугался. Женат. Опять. Луиза положила руки мне на плечи, и я поцеловал ее.

Оказывается, я хотел поцеловать ее целых... Неужели целых пять лет?

Она так удобно устроилась у меня а руках. Она гладила мне плечи. Напряжение сошло на нет, исчезло. Женаты. Мы. По крайней мере, располагаем сроком от трех до десяти лет.

- Моррис идет, - предупрещил я.

Она отпрянула.

- Он не имеет права тебя мучить. Ты ведь никому ничего не сделал! Как бы мне хотелось знать, что было в той таблетке! Что если я опытный убийца?

- А что, если я? Нам придется остерегаться друг друга.

- Ну, о тебе-то мы все знаем. Ты - командир звездолета, переводчик с "монашьего" и чудо-юдо, владеющее телепортацией.

- Плюс еще кое-что. Есть и четвертая профессия. Я вчера принял не три таблетки, а четыре.

- Вот как? Почему же ты не сказал об этом Биллу?

- Смеешься ты, что ли? Я же вчера так окосел, что вполне мог проглотить руководство по организации революций. Не дай бог, Моррис пронюхает...

Она улыбнулась:

- Ты действительно думаешь, что принял такую таблетку?

- Нет, конечно.

- Но почему? Почему мы согласились? Что заставило нас принимать таблетки? Право, нам следовало бы быть умнее.

- А, может, "монах" сначала принял таблетку сам. Может, у них есть таблетки, обучающне втираться в доверие к инопланетянам.

- Я ведь и правда испытывала к нему доверие, - сказала Луиза. - Я помню. Мне представлялось, что он полон сочувствия. Неужели он действительно взорвет наше Солнце?

- Действительно взорвет.

- А четвертая таблетка не научила тебя, как помешать ему?

- Давай подумаем. Нам известно, что я принял курс лингвистики, курс телепортации для инопланетян и, безусловно, курс управления кораблем со световым парусом. На основании всего этого... Я мог и передумать и принять, в конце концов, курс карате для червей.

- Карате, по крайней мере, тебе не повредит... Слушай, Эд, если ты помнишь, что принимал таблетки, почему ты не помнишь, что в них было?

- Я вообще ничего не помню.

- Откуда же ты знаешь, что принял именно четыре?

- Вот, пожалуйста.

Я сунул руку в карман и вытащил целлофановую облатку. И сразу понял, что она не пустая. Внутри лежало что-то твердое и круглое.

Мы смотрели на нее во все глаза, когда вернулся Моррис.

- У меня, должно быть, хватило ума сунуть ее в карман, - объяснил я. - Вчера ночью я, видно, почувствовал себя таким хитрецом, что решился обокрасть "монаха".

Моррис ветел таблетку в пальцах, как драгоценный камень. Она была бледно голубого цвета, с розовым треугольником, выжженным с одной стороны.

- Не знаю, право, посылать ли ее на анализ или принять самому. Да ниспошлется нам чудо. Возможно, тогда...

- И не помышляйте об этом. С моей стороны было очень неумно забыть, как быстро портятся эти таблетки. Обертка порвана. Таблетка уже часов двенадцать как испорчена.

Моррис грязно выругался.

- Отправьте ее на анализ, - предложил я. - Химики выделят РНК и сумеют, вероятно, определить, какие вещества используются в качестве основы. Думаю, что и содержащаяся в таблетке информация еще сохранилась. Но только не принимайте эту чертову штуку сами. Два-три случайных изменения в структуре РНК, и ваши мозги превратятся в решето...