Монорельс исправно функционировал, и на станции собралось несколько человек. Вдалеке виднелся костер, и шел черный дым. Видимо пожарище был мощный, а папу всё еще не выбрали. В это время поезд потихоньку подобрался к станции. Двери вагона раскрылись, и Говорухин зашел внутрь, рухнув на первое попавшееся место. Вагон стал раскачиваться на месте, а затем потихоньку тронулся. Говорухин оперся головой на холодный поручень и закрыл глаза. Боль всё равно не дала бы заснуть, так, впасть в беспамятство на несколько минут, но он хотя бы не извивался на месте, мучимый жжением изнутри.
XIX
Спустя какое-то время поезд прибыл на нужную Говорухину станцию. Собственно, его, время, было очень трудно разобрать. Стемнело рано, и то ли это был глубокий вечер, то ли ночь, то ли день уже перешагнул свой экватор. Аккуратно спустившись по лестнице, шагая по каждой ступеньке, Говорухин спустился вниз и захромал к родной бетонной коробке, зная, что он будет делать дальше. У него было время подумать еще будучи в вагоне. Холод беспроглядной темной ночи обволакивал его и заставлял сжиматься, дождь ослабевал и походил на морось. Сумка с ноутбуком вертелась на плече и постоянно сталкивалась с бедром при ходьбе, что было очень неудобно. Говорухин насупился и немного всполохнулся. В магазине на углу были выбиты стёкла, неподалеку горела ржавая иномарка. Вдали раздавались оглушительные вопли. Ребята с окраин решили поразвлечься, да и им было где развернутся. Говорухин попытался ускориться, но истощение дало о себе знать. Ему стало очень плохо, и он почувствовал приближение обморока. «Любовь — это когда она вытаскивает твой запавший язык, чтобы ты не задохнулся». Он нервно рассмеялся и побрел дальше только чтобы увидеть впереди толпу ребят в спортивных костюмах с битами, палками и цепями, приближавшихся к нему. Если раньше, он посчитал бы их за грустную иронию и с максимальным достоинством, кое можно сохранят, когда несколько человек бьют одного, принял бы свою участь, то сейчас у него засосало под ложечкой. Не в пример Говорухина, они шли быстро, слаженно и нацеленно. Приблизившись к нему, их главарь попросил стрельнуть сигарету. Говорухин ответил, что как раз шел за пачкой. Посмотрев на него повнимательней, они стали смеяться, и заводила спросил у журналиста как у того дела. С силой вздохнув, Говорухин ответил, что у него выдался херовый день. Затем кто-то стал интересоваться содержимым его сумки, на что Говорухин резко ответил:
— Если собираетесь делать это, то делайте быстро. У меня еще куча дел. Если же нет, то идите по своим делам, а я пойду по своим, — затем он стал буравить взглядом главаря банды, — может вы и несете хаос, может мне стоит вас бояться, только я видел зло и тьму, и вы на нее никак непохожи. Зло, — он фыркнул, и поднял забинтованную кисть вверх, — оставило на мне метку…Ха, а теперь извините, — Алексей захромал дальше.
Кто-то хотел напасть на него со спины, но ему отрезали, мол этот парень и так выглядит, как покойник, так еще псих. Они разминулись.
И вот пройдя через эту клоаку из грязи, дерьма и сырости он очутился у подъезда. Последние несколько минут репетативной хромоты выпали у него из головы. Он где-то отыскал ключ и навалился на дверь. В лифте мигали лампочки, и его грохот мог окончательно перебудить всех соседей. Говорухин вышел на своем этаже, а потом долго подбирал ключ от входной двери, будто бы пьяный.
Он ввалился в эту тесную и темную прихожую, в эту тесную и тёмную квартиру, сжимающую не только место, но и голову, и распластался на полу. Кроме треска телевизора в ней не было ни звука. Свет он не включать. Глаза адаптировались к черноте родного дома. Пройдя на кухню, он достал из сумки ноутбук, открыл его и приступил к работе, преодолевая эту сладкую пелену бессилия и сна. Стуча по клавишам, он уже не замечал ни пронизывающей боли, ни голода, ни холода, ни собственных горестей, ни радостей, ни обид хотя случайно опечатался, написав «ГОВОРУХИНА НУЖНО УБРАТЬ», вместо Долгорукова.
Из крана вдруг закапала вода, за окном шумела скорая. Спустя какое-то время ритмичный стук клавиш закончился, и вот статья была готова. Вернее почти. Осталось только её вычитать, но у Говорухина совершенно замылился взгляд и начинался жар. Надо было умыться. Поднявшись с табуретки, он пошел в ванную, но услышал старческий хрип, более походивший на свинячий визг, как животное закалывают на скотобойне. Он вздохнул, у него сжались кулаки, и вена так и била в ритме пульса ему в голову. Дверь была приоткрытой, и из нее исходило голубое сияние, которое бывает только тогда, когда экран покрывается статикой из-за ненастроенной антенны. Говорухин её медленно отворил. Внезапно телевизор включился на очередной ура-патриотической программе, и вместе с тем раздался стариковский рык.