Четвертая стена.

— Я вернулся. К вам. И так здорово тут — у вас. Но, увы, я здесь ненадолго. Ибо плыву под водой я. В отсеке с боеприпасами, — Джерри произносил эти слова после каждой из строчек куплета.

— Ты, серьезно, смотрел перевод? — удивленно, спросил я.

— У меня было достаточно времени, чтобы этим заняться. Более двух лет. Мне понравилась эта группа. Ты меня с ней познакомил. И эта песня тоже понравилась.

— Ясно…

— Она мне навевала мысли о тебе.

После этих слов мы оба замолчали. И лишь печальная, но и, одновременно, успокаивающая душу, мелодия, разрушала тишину. Между нами была всего лишь одна кровать. Но, казалось, словно бесконечный космос — сжатая до уровня среднестатистической квартиры кромешная пустота. И когда песня закончилась, Джерри сделал первый шаг, пройдя через этот метафорический вакуум, навстречу мне и сел рядом на край кровати. Мы оба устремились взглядами в ночное небо.

— Навевает воспоминания… — полушепотом сказал Джерри. Я не знаю, зачем он выбрал такую интонацию, но я решил ее перенять тоже.

— Да… — так же тихо ответил я, а затем продолжил, — Как тогда на даче у Максима. Жаль, что я его уже не увижу. Наверняка, он счастлив.

— Не только.

— Что «не только»? — недоумевая, переспросил я.

— Не только о том воспоминания.

— А о чем еще?

— О том времени, что мы жили вместе. Когда ты только появился в моей жизни, я, первые дни, не спал. Боялся, что ты решишь меня обокрасть, учитывая, что ты, вернее будет сказано, ворвался с ноги, в мой быт. Я мог ожидать от тебя что угодно. Поэтому ложился на бок, лицом к окну, и смотрел в ночное небо, таким образом, коротая время.

— Занятно…

— И то же самое делал после того, как случилась та авантюра с наркотиками. Также лежал и думал… Думал о том, чтобы было со мной, не приди ты на помощь. Был бы я в живых, если бы не ты…

— Почему ты раньше не рассказывал об этом?

— Просто не хотел. Так же, как и ты не хочешь говорить о том, почему тебя не было эти годы.

Последняя фраза была неприкрытым намеком. Впрочем, мне же это было на руку. Теперь мне не нужно было думать, как подвести к тому, чтобы поведать о той жизни, что прожил я. Хоть это все еще было невыносимо больно. «Знаешь, говорится, что лучше один раз показать», — промолвив эту фразу, я завернул рукава своего свитшота, обнажив предплечья. Свои изрезанные предплечья и набухшие вены. В этот момент мое сердце забилось быстрее, и мне стало страшно, думая о том, что мне на это ответит Джерри. Не хватало лишь какой-нибудь нагнетающей музыки — для атмосферы. Что-то в духе «Flesh and Space — From».

— Я догадывался.

— Прости, — это все, что я смог выдавить из себя.

— Ты и сейчас?

— Иногда.

— И поэтому не остаешься у меня? Тебе постоянно надо что-то сделать с собой? Это уже как образ жизни? И ты просто боишься делать это при мне?

— Нет! Это не так…

— А как тогда? Скажи мне все, что я должен знать.

— Я не хочу это делать с собой… Просто порой не получается иначе. Я не остаюсь у тебя, чтобы не делать тебе хуже. Я знаю, я вижу — мне очевидно, что тебе некомфортно со мной, и что я лишний в твоей жизни, — я говорил, едва сдерживая гнев. Гнев на себя самого. Гнев, от которого хотелось еще больше навредить себе самому.

— Как это все началось?

— Как… Помнишь, ты спросил у меня тогда…

— Что?

— Ты спросил меня, чтобы я чувствовал, если бы она умерла на моих глазах…

— Алекс… Нет… Нет! Только не говори мне, что ты… — на лице Джерри был неподдельный страх.

— Я почувствовал то, что я больше ничего не смогу чувствовать.

Наша беседа была прервана неприлично длинным молчанием. Я бы назвал его убивающим. Мы оба не знали, что сказать друг другу, и нам ничего не оставалось, кроме как вкушать ту витающую между нами атмосферу откликов душевных и телесных страданий. Во взгляде Джерри читалась паника. Такое чувство, что он хотел мне что-то сказать, но уже не мог. И, кажется, я знаю, что сидело в его голове. Что же… Раз он не может, придется все сказать мне самому — самому же себе.

— Ты, наверно, хочешь спросить меня, почему я жил с ней, а не вернулся домой к тебе? — я задал Джерри вопрос, но тот лишь промолчал; тогда я понял, что наш диалог превращается в пронзительный монолог одного драматурга, — Прозвучит, как отговорка, но, первое время, мне казалось, что ты не захочешь меня видеть. Думал, что нужно время… А потом…месяц за месяцем… В общем, ты был прав. Ты прав насчет меня. Мне плевать кто — мне просто нужен человек, который был бы рядом. Потому что я не могу быть с самим собой. Я своеобразная проститутка, которая идет в проведанные места — туда, где ее примут. Потому что я не могу принять себя. Ничего не изменилось с тех времен…

— Не говори так… Я сказал это на эмоциях. Мне было и обидно и злобно одновременно тогда. Но я не хотел тебя так оскорблять.

— Я говорю, как есть. Я признаю, что я вернулся на шаг назад, и застрял в болоте своих прошлых привязанностей. Мне нравилось жить с ней. Мне нравилась эта новая жизнь саморазрушения. Вот только… Ее жизнь оборвалась раньше моей. И я остался один. В кромешной пустоте. Впереди — ничего. А позади… Только ты. И куда мне еще идти… Как не назад.