Четвертая стена.

— Не продолжай. Пожалуйста. Хватит. Я все услышал. И мне достаточно…

— Прости…

— Алекс… — Джерри хотел что-то сказать, но я его резко перебил.

— Знаешь… Жизнь странная штука. Вот возьми, к примеру, весьма парадоксальные суждения. С одной стороны, тот, кто цепляется за прошлое, должен его отпустить. Мол, это неправильно, и все такое. Но с другой стороны, тому, кто от прошлого бежит, порой стоит посмотреть назад. Будто так он что-то сможет переосмыслить. А по сути, что первый, что второй — они оба живут прошлым. Это как, знаешь, верующие и атеисты: одни убеждены, что Бог есть, а другие уверенны, что Бога нет. Но при этом обе стороны верят в одно и то же явление — только с положительным или отрицательным знаком соответственно.

— К чему ты это сравнение привел? — Джерри спросил меня.

— Мы с тобой поменялись местами, друг мой. Когда-то ты был погружен в свое прошлое, а я, напротив, стремился к будущему, буквально, выгрызая себе дорогу туда. Я убегал от себя самого. А теперь… Для тебя будущее уже наступило. А я застрял в прошлом. И ты тоже — ты мое прошлое. Я понимал тебя, Джерри. Просто не хотел признавать. Не хотел признавать, что у меня не начнется жизнь с чистого листа, как у тебя; что у меня впереди лишь твердая, как могильный камень, обложка. Я лишний.

— Прекрати. Не говори так…

— Эй… Стой… Ты сам это говорил. Пожалуйста, не меняй свое мнение, ведь ты прав. А сейчас… Сейчас в тебе хочет сказать сочувствие и жалость ко мне. Не надо так.

Он промолчал; ему было тяжело говорить. Разговор, определенно, пошел не так, как он планировал. Я одернул рукава и скрыл свои порезы. Затем нацепил на глаз повязку, встал и направился в сторону коридора. Джерри сидел неподвижно, словно у него случился шок. Он очухался лишь, когда я уже был в дверях комнаты. «Алекс…» — он тихо произнес мое имя. Но я не откликнулся; я знал, что я должен сделать. И, на сей раз, я должен был сделать все верно. «Стой, нет. Остановись!» — Джерри продолжал кричать мне вслед, но я был непоколебим. И лишь пока я завязывал шнурки на ботинках и надевал куртку, я решил кое о чем поговорить с Джерри, который стоял напротив меня — беспомощный и испуганный.

— Ты знаешь такой литературный жанр, как постмодернизм? — спросил я его.

— Конечно. Новое жанровое ответвление… Даже, наверно, течение в литературе, для которого характерен отход от традиционного построения текста и избежание типичных структурных компонентов классической литературы эпохи модерна, которая длится с самого Просвещения.

— Тебе не кажется, что наши отношения, будь они описаны на бумаге, уже превратились в постмодернизм? Наша история уже закончилась, как ты и говорил. А все, что сейчас происходит, не более чем бессмысленная рефлексия на события прошлого. Это уже история двух сложившихся и не очень судеб, которые уже ничто не связывает; их будущее — оно уже наступило.

— Я не думаю, что нашу жизнь можно сравнивать с каким-то романом, например.

— Да почему же? Всякая судьба — это огромный роман. Даже не так — это эпопея, написанная в различных жанрах. Каждый из нас — потенциальный лирический герой и автор личной истории. Наши жизни — толстые книги. Толстые настолько, что их вряд ли кто-либо прочтет, кроме самих авторов. И лишь фрагментами — в моменты оглядки в прошлое, дабы сделать для себя пометки в будущем.

Джерри ничего не ответил. Хотя я знал — он хотел; он много что хотел мне сказать. Но он не мог — он был в состоянии полного безмолвия, словно рот его запечатали. Но я все понимал. Все понимал… Возможно, мой уход выглядел недостаточно эффектным и, скажем, кульминационным. Однако… Он и не должен таким быть. Конец уже случился — еще несколько лет назад. История закончена. А это… Это просто уход — иногда и так бывает.

На часах 22:28. Одевшись, я в последний раз посмотрел на Джерри и сказал: «Был такой австрийский философ… Его звали Людвиг Витгенштейн. И он писал, что проблемы людей от того, что те не умеют говорить. Что все беды от недопонимания, а то является следствием неверных слов и интонаций. Наш язык — наш же инструмент усложнения жизни… Он прав. Чертовски прав! Поэтому я решил сказать за тебя то, что ты хотел сказать мне. И ты услышал то, что хотел увидеть… Живи для себя. У тебя получился это. А за меня не беспокойся. Я смогу позаботиться о себе». После этого крепко обнял его — настолько крепко, насколько только мог, открыл дверь и покинул квартиру. Квартиру на девятом этаже, в третьем подъезде дома № 1 на улице Новинки, рядом со станцией метро «Коломенское», которая находится на территории Нагатинского Затона в городе Москве. Все закончилось там, где и началось…

Все… Кроме одного… Осталось закончить с собой.

Эпилог