Четвертая стража ночи

Что родился на Малой Мещанской,
В старой книге я как-то прочёл.
Дом под кронами лип помещался.
Помню гул несмолкаемых пчёл.

И к лицу, и к рубахе он липнет —
Запах лип, что посажены в ряд.
Имя дал нашей улице Либкнехт.
Был он зверски убит, говорят.

Ах, разлуки извечная кара!
Годы службы. Чужие края…
Помню, помню – фамилию Карла
Ты коверкала, мама моя.

«Лип» – писала. И липовый запах,
Настигая, бросал меня в дрожь,
И душа устремлялась на запад —
Где ж в Монголии липы найдёшь?

Ведь мечте и моря не преграда.
От тебя, от мещерских лесов
Отделяло меня – это ж надо! —
Целых шесть часовых поясов.

Я любил вас, родные до боли,
В звоне лета и шорохе вьюг:
И Воровского (Вацлава, что ли?),
И Урицкого, и Люксембург.

Были вы Дровяными, Сенными.
Но однажды – ни встать ни упасть! —
Именами чужими, иными
Окрестила вас новая власть.

Но меня, да и Господа ради
Там в домах об одном этаже
Проживали и Тони, и Нади.
Всех имён не припомню уже…

Вновь чиновник в усердии делит
Новь и прошлое, как идиот.
Адрес матушки: Либкнехта, девять —
Слава Богу, всё тот же, всё тот.

Там чужие живут – ну да ладно!
В доме мальчика слышу я всхлип.
Пусть ему будет тоже отрадно
Под цветущими кронами лип.

«Подошёл бульдозер после смены…»

Подошёл бульдозер после смены,
И в округе смолкли петухи.
Рухнули бревенчатые стены,
Золотые брёвна без трухи.

Топором обтёсанные грубо,
Но затёсы все наверняка,
Лежни стоеросового дуба
Ставились на долгие века.

Нету червоточины в помине.
Возле дома вишня зелена.
Покрушили всё и подавили,
И не стало дома дотемна.

Хмур хозяин, сухощав и жилист.
В стороне помалкивает мать.
Не перенесли, не отложили.
Ровно в шесть приехали ломать.

Уходи, хозяин, не тревожься!
Вспять не ходит времени река.
Скоро ты на лифте вознесёшься
И на землю глянешь свысока.

«Наш ломают дом…»

Наш ломают дом.
Вспять не ходят реки.
Был построен он
В позапрошлом веке.

Крепок дом ещё.
Крепок, твёрдо знаю,
И слезу со щёк
Я не утираю.

Наша власть – умы.
Не попросишь сдачи.
Всё как есть, увы,
И не как иначе.

Горя не унять.
Плакать не пристало.
Поколений пять
В доме вырастало.

Слёзы на лице…
Я шепчу: «Уроды…»
Здесь построят Центр
Современной моды.

Дочка, не дрожи
На руках у мамы…
Вон и чертежи
На щитах рекламы.

Знаменитый сосед

Касимов – это что-то вроде

русского Марбурга…

Из письма Бориса Пастернака родителям летом 1920 года