Четвертая стрела (СИ)

Но спутник ничего ему не ответил, даже после раболепного благородия. Аксель задумался, в каком чине может быть Плаксин и что он за человек, дворянин ли? Миновали они императорский дворец - Аксель удивился, но промолчал - и задворками привел его Плаксин к манежу.

- На графа в упор не таращиться, лапы не тянуть, - кратко проинструктировал спутника Плаксин, - обращаться соответственно титулу. Как его сиятельство выглядит, знаешь?

Аксель видел графа в подзорную трубу во время придворного катания на лодках и пару раз с крыши, когда двор выезжал в Петергоф, но чтобы вблизи - никогда. Но верил в интуицию и в свою звезду.

- Уж не ошибусь, - пообещал он Плаксину, - Там небось один такой красавец.

Плаксин смерил его подозрительным взглядом:

- Иди с богом. И знай - я слежу за тобой.

Аксель пожал плечами и вошел в манеж. Несмотря на раннее время, здесь суетилась прорва народу - но то были конюхи, лакеи и прочая невзрачная шушера. Да, графа, гарцевавшего на гнедом ахалтекинце, он увидел сразу. "Как просто" - только и подумал Аксель, и внутри себя рассмеялся. Он и не думал, что можно узнать коня, виденного лишь однажды на ночном причале, под метущим в глаза мокрым снегом. Сначала узнать коня, а потом человека. Аксель приблизился - никто его не останавливал, но Аксель чувствовал спиною зоркий глаз Вольдемара Плаксина.

Фон Бюрен спешился и ждал его, играя тонким стеком - перчатки на этот раз на нем были винного цвета. "Говорят, он грызет ногти - вот и разгадка перчаток, - вспомнил Аксель, сам себе смеясь, - борется с дурной привычкой, как может".

- К услугам вашего сиятельства, - Аксель поклонился, стараясь, как и обещал, в упор не таращиться.

- Я слышал, ты лекарь и кат, в одном лице? - уточнил фон Бюрен, - Ты в крепости и пытаешь, и лечишь?

- Лечит другой человек, ваше сиятельство, - отвечал Аксель, - но я имею практику в городе.

- Ты говоришь по-французски? Хотя бы понимаешь? - отрывисто спросил фон Бюрен, и стек затрепетал в его руках.

- И говорю, и понимаю, - кратко отвечал Аксель.

- Я могу откусить тебе голову, - на чудовищном лоррене проговорил фон Бюрен, и Аксель не стерпел - уставился в упор - в лицо без маски, красивое и четкое, как римский скульптурный портрет, - И ты можешь откусить мне голову, если очень постараешься. Но мы с тобою не будем этого делать.

- Не будем, превосходный мой господин,- по-французски подтвердил Аксель.

- Этой ночью в доме Масловых умер хозяин. Ты должен пойти в его дом, передать вдове мою записку и осмотреть тело. Как можно быстрее. Ты не вправе вскрывать тело и даже трогать. По всем признакам - по запаху, по цвету кожи, по пятнам на теле - ты должен определить, был ли умерший отравлен. Просто - да или нет. И как можно быстрее - вернуться и доложить мне, да или нет. Плаксин тебя проводит, но в дом он не пойдет - никто его там не любит, - фон Бюрен усмехнулся и вытащил из перчатки записку, - Отдай вдове. Если будет она с тобой говорить - слушай, если нет - ничего не спрашивай. Ступай.

Аксель поклонился и быстрым шагом направился к выходу - и стройной тенью летел за ним Вольдемар Плаксин.

- Где дом Масловых? -спросил его Аксель уже на улице, - Ехать нужно или ногами дойдем?

- Дойдешь, - кратко ответствовал Плаксин, - Я провожу.

Они шли не то что бы долго, но Аксель успел заморозить уши и нос. Плаксин вел его какими-то задворками, залитыми помоями, и Аксель затосковал было - как он явится в приличный дом в грязных сапогах. У дома Масловых он нарочно потоптался в сугробе, чтобы сапоги стали почище, и только потом постучал. Открыла перепуганная горничная.

- Я к хозяйке, - сказал Аксель, - к вдове господина Маслова.

Горничная зажала рот платком, всхлипнула и впустила Акселя. Теплый дух чужого протопленного дома охватил его медвежьими лапами. Из комнат вышла хозяйка - молодая востроносая женщина в домашнем платье. Она не плакала, но руки ее дрожали. Аксель передал записку в эти дрожащие руки:

- Граф соболезнует вашему горю, - проговорил он мягко, - и поручил мне расследовать...

- Я не дам его резать, - твердо и зло отвечала хозяйка, - Граф ваш безбожник, а нам еще в церкви отпевать.

- Он и не велит резать, - оправдался Аксель, - только взглянуть. Прочтите, в записке все должно быть - я не читал, что он пишет.

- Несли и не читали? - не поверила вдова.

- Я никогда не читаю чужого.

Хозяйка еще раз пробежала глазами записку, скомкала, бросила в карман платья:

- Идемте же, только ничего не трогайте. Вы тоже можете умереть.

- Отчего же? - театрально удивился Аксель, следуя за нею по галерее рассветных комнат.