Четвертая стрела (СИ)

Ласло смотрел на бывшего гофмаршала с недоумением и злостью - ему сделалось очень жаль княгиню, потратившую свою жизнь на такую бесчувственную деревяшку. "И когда господь вдохнет душу в эту куклу? - Не раньше, чем Токио превратится в лес". И Ласло в отместку предложил:

- Может, желаете передать прощальный привет герцогу Курляндскому, он возвращается из изгнания и через пару недель уже будет в столице. Ее величество отпустила герцога из сибирской ссылки.

На самом деле о возвращении дюка Курляндского ходили разве что неясные слухи, и доктор Лесток, который, возвысившись, все же не утратил ни общительности, ни болтливости, говорил лишь о том, что государыня не против вернуть дюка из Сибири - но Ласло захотелось уязвить своего бездушного собеседника.

- Как хорошо! - Левольд отчего-то не огорчился, а заулыбался, - Только ему не будет до меня дела, ни до живого, ни до мертвого, ни до моих последних слов. Для этого господина я всегда был чем-то вроде шпионов в печной трубе, зачем ему мои прощальные приветы?

"А разве ты не шпион?" - подумал Ласло, и этот вопрос, наверное, был ясно написан на его лице - Левольд поднялся из-за стола и несколько раз пересек камеру - его походка была все еще такой, словно он не только занимался с танцмейстером, но и сам когда-то был танцмейстером при захолустном немецком дворе.

- Сегодня у нас с вами ночь откровений, исповедь, можно сказать - вы, доктор, недоумеваете, зачем я пригласил вас? Затем, зачем приглашают и попов - выговориться в последний раз, но от вас я надеюсь не услышать морали, и прощения грехов от вас мне тоже не нужно, - Левольд повернулся к доктору и посмотрел ему в глаза, - вы поймаете меня, как тогда, на горке?

"Сдалась тебе горка!" - подумал Ласло и ответил:

- Да, ваше бывшее сиятельство.

- Тогда ловите! - Левольд глядел на него исподлобья, и доктору сделалось не по себе, такие у бывшего гофмаршала стали глаза, - Я умираю свободным от обязательств перед другом моим и патроном, Хайни Остерманом, я больше ничего ему не должен. Я взойду за ним на эшафот, большей преданности просто не бывает. Итак, мы в расчете. Я умираю свободным от своей возлюбленной - она и ее дети не разделят мою судьбу, потому что у меня в свое время хватило ума не связать ее с собою. Бог или кто бы то ни было даст ей сил так же стать свободной и от меня. Моя подельщица, мой банкир и душеприказчик - но в рай с собою я ее не беру. Пусть будет здесь, с детьми, хоть и злая на меня за мою неверность. Остается разве что Эрик фон Бюрен - но я погубил его невольно, просто заигрался с ним в одну игру. И, как мог, пытался потом все исправить - но знаете, как это бывает, засмотришься на пламя - и вот оно уже пожирает и тебя... Нет, друг мой доктор, я не свободен от чертова Эрика фон Бюрена, и это единственное, что я забираю с собой. В ад или в рай. Буду ночами являться ему весь в белом и рыдать...

Левольд тихо рассмеялся собственной шутке и вновь опустился на стул, и закрыл лицо рукой, запустив пальцы в волнистые черные волосы - несколько прядей были у него красивого белого цвета, словно нарочно. Впрочем, он весь был словно нарочно.

- Вы же знаете, кто я, доктор, - шпион, марионетка господина Остермана. Все это знают. У меня никогда не было ничего своего, потому что я не позволял себе ни к чему привязываться - не было ни семьи, ни друга, ни каких-либо надежных авуаров. Я всегда знал, что закончу как-то вот так. Стоило ли копировать жизнь другого человека, если не осмелишься повторить и его смерть? Я умираю свободным, мой милый Сен-Дени, от всех вас - кроме Эрика. Даже умирая, я не в силах выпустить его из своих когтей.

- Вам страшно? - спросил Ласло, и Левольд поднял на него свои бархатные глаза:

- Не страшнее, чем впервые стоять на вершине ледяной горы, прежде чем с нее скатиться. Страшно, но и немножечко хочется вниз. Мой последний, мой лучший выход. Спасибо, что выслушали меня. Видите, я не раскрыл перед вами никакой страшной тайны, о которой следует немедленно доложить господину Ушакову. Даже караульный под дверью, наверное, заскучал. Вся моя страшная тайна в том, что я, как любой коллекционер, к одному из предметов своей коллекции привязан более прочих - но так оно всегда и бывает, правда?

- Это риторический вопрос, как мне кажется, - отвечал ему Ласло, - но я все же расскажу при встрече сему предмету, как он был вам дорог.

- Вряд ли станет слушать, - отмахнулся Левольд, - спасибо вам, доктор, за терпение. Передавайте привет господину Климту, если знаете его.

- Имею честь быть с ним знакомым, - подтвердил Ласло, в очередной раз удивляясь, как его собеседник в упор не видит очевидного.

- Так передайте ему, что мне его здесь не хватало. Прощайте, мой Сен-Дени, надеюсь, вы не поплатитесь головой за мою исповедь.

Ласло поклонился и вышел из камеры - караульный загремел ключами, выпуская его.

- Наверное, про всех баб своих вам порассказал? - мечтательно предположил караульный.

- Представляешь, нет, - отвечал ему, веселясь, Ласло, - он, оказывается, скопец, и все дети у госпожи Лопухиной - они от мужа.